Информационное агентство
Home » News Индекс-Арт » 34 ММКФ: Кококо (программа российского кино)

34 ММКФ: Кококо (программа российского кино)

23 Июн 2012

Фильмом «Кококо» закроется программа российского кино 29 июня в 19.30. Мы же представляем вам уже две рецензии на него.

________________________________________________________________________________

УДУШАЮЩАЯ ЛЮБОВЬ. ИЛИ МЕЗАЛЬЯНС НА ВСЕ ВРЕМЕНА.

Смотришь. Смеешься. Удивляешься. Киваешь. Открываешь рот. Офигеваешь. Снова смеешься.

Что честнее? Быть собой? Искренне дарить взамен испорченного по-незнанию Тышлера маслом нарисованного Петра I , кисти неизвестного художника, красную куртку из щипанной норки, фонтан из натуральной бронзы? Или делать вид, что это все тебе нравится (из вежливости), пытаться научить и втащить в свой мир (из жалости), пригреть и вытащить из милиции (из чувства долга), а за глаза обсуждать со своими друзьями, что «все таки она хабалка», но «это же и есть наш народ, от которого мы так далеки». Страшно далеки от народа были не только декабристы, и не только во времена Герцена. Страшно далеки от него же сейчас все, выходящие на площади и улицы Москвы с белыми лентами. И это даже не непонимание. Это пропасть, господа. Об этом кино.

Пропасть между интеллигенцией и народом режиссером  фильма (Авдотья  Смирнова) показана так нарочито-комично, пафосно и утрировано, что от души насмеявшись, хочется плакать. Нет, вру. Не хочется. Потому что, мне не жаль героинь, ибо «сами виноваты». В чем? В том, что со своим уставом, как говорится в чужой монастырь не ходят. В том, что одна считает себя способной осчастливить другую яркими шмотками и чистыми полами, а другая изо всех сил втаскивая в свой «выше стоящий» мир счастья и просвещения, просветления.

Заслуженный приз за лучшую женскую роль разделили на «Кинотавре» Анна Михалкова (представляющая в фильме интеллигенцию в образе музейного работника Лизы) и Яна Троянова (человек из народа, от народа, работница общепита, то ли хозяйка ресторана, Вика).

Если ударится в сравнения, то «Два дня» – просто кино. Местами милое, но сказочное. Местами застревающее и буксующее, и финалом недопоразившее, но может оно и не надо. Там в противостояние интеллигенции и власти (музейной работницы и замминистра) вклинивается Любовь. Сюжет избитый, Принца и Золушки – работает на кассовость и массовость. Но изрядно затерт. Тут же, расклад сил не такой международный, а потому интереснее и в анализе, и в восприятии. Любовь же здесь, она такая не редкость, удушающая любовь. Я так тебя люблю, что спасу из твоего мира в свой. И лишь в мужских персонажах (весьма не симпатичных) просыпается иногда голос разума: «Это не нужно ни тебе, ни ей!» и «Нельзя в 40 лет быть пионеркой!» и «Она яркая – вульгарная, коммуникабельная – нахальная». Ву-а-ля!

Героина Михалковой (Лиза) – довольно полярна для своего круга. Коллеги по музею и научной деятельности считают её чудачкой, рассказывая,  как она пригрела в своем доме алеута. Героиня же Трояновой (Вика) – более реалистична, и растиражирована по стране. И чудаковата она лишь на фоне Лизы.

Почитав впечатления зрителей, вдруг покоробило так же как в фильме от заявлений о том, что «народ отделен от нас – избранной тонкой прослойки ….» и вместе с тем, столько восторга от фильма! Посмотрели про себя. И не поняли трагичности.  Слона-то я и не приметил.  Чтобы оценить прелесть этого фильма, весь  его юмор, иронию и памфлетность, надо быть «над сторонами». Чтобы принять этот фильм, подумалось мне, нужно быть между изображаемыми героинями. А иначе возможны недопонимания. Как между интеллигенцией и народом. Вечное. И не исправимое. И не надо его исправлять. Каждый пусть будет счастлив в своем болоте.

Но моим самым верным впечатлением от фильма прошу считать первые семь предложений.

(с) Анастасия Вильчи

______________________________________________________________________________

Картина Авдотьи Андреевны Смирновой – определенно не новое слово в современном кино и не его вершина. Но она настолько явно выделяется на общем кинопрокатном фоне, складывающемся из православно-фашистских агиток, высокотехнологичных голливудских видеоаттракцинов  и несмотрибельного европейского артхауса (самое страшное, что третий элемент по количеству названий, по числу новых опусов, выходящих в прокат за отчетный период, забивает первые два вместе взятые!), что глядя до десяти в среднем фильмов в неделю только на большом экране в кинотеатрах, не считая того, что смотрю по ТВ (а смотрю много – там, по крайней мере, иной раз увидишь что-нибудь достойное), возвращаться мыслями из увиденного хочется только к «Кококо».

Тем более занятно, что фильм в прессе ругают. Но тому есть объяснения – по крайней мере, мне кажется, что их нетрудно сформулировать. Для психологической драмы про отношения двух конкретных людей, про столкновение характеров, а не просто типажей, жизненных позиций, классов, – «Кококо» и в самом деле представляет собой жуткое убожество. Но для аллегорического памфлета – ровно то, что нужно. А «Кококо» – памфлет, причем на интеллигенцию, а не на народ, если уж и дальше мыслить этими приевшимися категориями.

В русской святой троице власть-народ-интеллигенция последняя самочинно присвоила себе статус «святого духа», причем исходящего от «сына», а не от «отца». Куриная слепота интеллигенции не позволяет ей не только народ и власть разглядеть, но и себя, несчастную, понять, что она, интеллигенция, есть такое. Смирнова же в «Кококо» занимается именно этим – идентификацией интеллигенции, и занимается увлеченно, с личной заинтересованностью. Поэтому «Кококо» совсем не похоже на фильмы Антониони и Хотиненко – глубины в нем нет и не предполагалось, насколько я понимаю, изначально – все разложено по полочками. Схематично – да, но зато настолько внятно, что из фильма нечего долго вытягивать, вымучивать, вычитывать – значит, приходится вчитывать. И каждый интерпретатор приходит в этот фильм со своей идеологией.

Чистых эстетов «Кококо» тоже не удовлетворяет, естественно, в силу своих объективно скромных художественных достоинств: традиционное абсолютно по киноязыку, никаких формальных экспериментов, и тематика тоже стара, как мир. Ну а реакция идеологов зависит от взглядов каждого конкретного любомудра, но опять-таки, для либерала «Кококо» – пасквиль на русскую интеллигенцию, для православно-фашистских патриотов – на русский народ. «Два дня» не вызывали таких разночтений, поскольку тема отношений интеллигенции с властью у Смирновой не слишком далеко выходит за сложившийся канон, а если выходит, то скорее в сторону возможности «власти с человеческим лицом», и кроме совсем уж упертых правозащитников, это никого не раздражает. А вот невозможность «народа с человеческим лицом» и готовность интеллигента это признать, а признав, пойти дальше, взяться за подушку и попробовать этот самый народ придушить, хотя бы для острастки – совсем другое дело, выходит «непатриотично» и, следовательно, «неинтеллигентно». И как раз это обстоятельство меня с аллегорическим памфлетом Авдотьи Андреевны примиряет, дружит и роднит.

При этом «неинтеллигентность» фильма преувеличивать не стоит – интеллигентские штампы Смирнова высмеивает через те же интеллигентские штампы. Неудивительно, что как ни относись к этому народу и, соответственно, с каких позиций ни подходи к этому фильму – виновата все одно интеллигенция. Как говорится, «за то, что еврейка стреляла в вождя, за то, что она промахнулась».

Мысль о том, что окажись героини фильма лесбиянками, «Кококо» отправилось бы на Каннский или какой-нибудь другой престижный международный фестиваль, а раз нет, досталось «Кинотавру», блуждает в кинокритической среде – я ее вычитал у Оли Галицкой, но она, со своей стороны, ссылается на кого-то из коллег. Однако при явном и осмысленном сходстве «Кококо» с «Двумя днями» все-таки неслучайно и важно, что в «Двух днях» русская интеллигенция в лице героини Ксении Раппопорт выясняет отношения с властью в лице Федора Бондарчука, а в «Кококо» та же интеллигенция, но уже воплощенная в Анне Михалковой, пытается слиться в экстазе с народом, средоточием духа которого становится Яна Троянова, то есть власть – это мужчина, а народ – женщина. Как принципиально важно и то, что с женщиной-народом у русской интеллигенции дела складываются еще хуже, чем с властью-мужчиной. Потому что русская интеллигенция – не лесбиянка, русская интеллигенция – мазохистка.

Неважно, что фильмов про богатого интеллектуала и недалекого простака, которые искали и находили или не находили общий язык, было много всегда, а в последнее время – особенно, и во всем мире. Мне на память пришли два самых любопытных для данного случая сравнения – «Душка» Стеллинга и один из главных кинохитов сезона «1+1″. В «Душке» одинокий западный интеллектуал переживает эмоциональный и нравственный шок от столкновения с русским Душкой, с его дикарским простодушием и варварскими повадками. Варварские повадки негритоса из «1+1″ определяются его происхождением, расовым и социальным, и неизвестно еще, какая составляющая сильнее, но как и в случае с героем «Душки», богатый и просвещенный инвалид в компании дикаря обретает волю к жизни, перенимает у него его звериные привычки, но попутно, как водится, просвещает его, приобщает к сокровищнице мировой культуры, так сказать. Примерно то же самое происходит в «Кококо», с той существенной разницей, что ее героини принадлежат номинально к одной расе, одной нации, одной культуре и, в общем, к одному социальному слою, по крайней мере что касается финансового, материального статуса – недвижимость, пребывающая в крайне запущенном состоянии, питерской интеллигентке досталась от предков, но уровень ее доходов вряд ли выше, а то и ниже «частной предпринимательницы» с Урала, которая додумавшись приносить еду клиентам своего заведения не раньше третьей рюмки и подняла доходы сразу вдвое – интеллигентка, антрополог и этнограф с ученой степенью, до этого не додумалась бы ни в жисть. И этот момент номинальной идентичности при полной фактической противоположности, не только характеров и привычек, не только взглядов, мировоззрений, но самого способа существования в мире и сосуществования с ним, разрушают параллели с любыми западными аналогами, выводит «Кококо» в совсем другую проблемную плоскость.

Примечательно, что героини и «Двух дней», и «Кококо» – музейные работницы: видимо, интеллигентский архетип лучше всего воплощается именно в таком варианте – одинокая, незамужняя или разведенная, бездетная, немолодая тетка, погребенная под никому не нужным старым хламом. Но в случае с Лизой из «Кококо» получается еще интереснее, потому что она работает в музее антропологии и этнографии. Туда же она пробует трудоустроить Вику, и не в качестве экспоната кунсткамеры, а прямиком в отдел по связям с общественностью. Замдиректора музея – не появляющаяся в кадре Гаврилова, «партийная сука» (из какой партии, как во времена «Осеннего марафона», уточнять необязательно, только тогда та же партия называлась немного по-другому и бранное слово в кино произнести было невозможно даже по отношению к беспартийному персонажу), но директор – из своих, из интеллигентов, однако и он открытым текстом говорит Лизе, что ее интерес к Вике – чисто антропологический. Остальные интеллигенты между прочим вспоминают, что некоторое время назад Лиза уже пригрела у себя в квартире-мастерской больного туберкулезом алеута и так за ним ухаживала, что тот не выдержал, ушел в запой и сбежал, она его искала и не нашла. Но сама Лиза, сама интеллигенция никогда не признается, что народ для нее – этнография, а на самом деле ее тянет к власти (в «Двух днях» это было продемонстрировано весело, ненавязчиво и убедительно). Очевидно, что до какой-то степени Смирнова себя с Лизой отождествляет, и в речи героини Михалковой то и дело проскакивают наблюдения, замечания, готовые формулировки, которые сама Авдотья Андреевна озвучивала, например, в «Школе злословия», вплоть до того, что нынешние молодые да свободные все поголовно в одинаковых кедиках ходят. Но в теории, в творчестве, в искусстве выходит проще, чем в социальной, в экзистенциальной практике.

Много есть в «Кококо» моментов, мне симпатичных, занятных, точных, и один только бывший Викин сожитель, в прошлом рокер, а ныне православный поп, чего стоит – сатира на православных, даже такая вот осторожная, пугливая, сегодня в большей сцене. Но главное, Смирнова, в отличие от своих однокашников и единомышленников, чувствует в русских звериное начало – пусть не мыслит в таких категориях, пусть предпочитает считать ущербными интеллигентов – они и есть ущербные, как уязвим, слаб всякий человек перед животным, цивилизация перед варварством, как беззащитна культура перед природой. В пафосе «ну они ведь тоже люди» на самом деле куда больше всяческой подлости, от снобизма до собственно фашизма.

А ведь как просто, тупо и банально сказано Лизой ее бывшему мужу, ты мне ничего не должен и я ничего не должна тебе, ты меня не любишь, я тебя не люблю, мы три года в разводе… С бывшем мужем – легче, и то не все так гладко, как на словах, а как же с народом? Вот и мается бедная интеллигенция, страдает понемногу на митингах, а потом пьет и поет под гитарку песенки, хотя всегда рада послушать что-нибудь народное а капелла – Вика еще и эту перверсию питерских интеллигентов удовлетворяет. Бухают, кстати, интеллигенция, власть и народ одинаково – на этой почве между ними возможны кратковременные моменты взаимопонимания, в дилогии Смирновой-Пармас это хорошо видно (я думаю, можно говорить о дилогии). Но, может, пора уже интеллигенции и не трезвую голову взглянуть окрест, не уязвляя душу народными страданиями? Взглянуть, и сказать, как Лиза в краткий миг прояснения засранному русскому, просящему на улице подаяния: «Не дам!» – и мимо пройти с чистой совестью. На это требуется и смелость, и воля – у народа они есть, у интеллигенции нет, ну так надо, значит, интеллигенции у народа поучиться вместо того, чтобы народ учить, просвещать по части «рококо». Но интеллигенция предпочитает кудахтать.

(с) Вячеслав Шадронов

 

Кококо

 

 

 

Метки: , ,
Опубликовал:  Анастисия Вильчи

Ваш отзыв

Вы можете использовать следующие теги: <a href=""> <b> <blockquote> <cite> <code> <del> <em> <q> <strike> <strong>