index-art

В театральной среде все уже успели привыкнуть к тому, что художественным руководителем театра имени Маяковского стал Миндаугас Карбаускис. Первая его премьера – «Таланты и поклонники» по Островскому – продемонстрировала поклонникам, что ответственность, которую взвалил на себя литовец, не подмяла под собой его талант. Второй спектакль Карбаускиса в его театре ждали с куда меньшим ажиотажем – показательно, что на второй премьерный день прямо перед спектаклем в кассе еще оставалась ощутимое количество нераспроданных билетов.

«Господин Пунтила и его слуга Матти» – эта не самая известная пьеса Брехта рассказывает о пьющем финском землевладельце. Господин Пунтила един в двух лицах – трезвый Пунтила агрессивен и строг, пьяный Пунтила добродушен и ласков. Основная интрига состоит в том, что цели и задачи у трезвого Пунтилы прямо противоположны целям и задачам Пунтилы пьяного. Трезвый Пунтила стремится уволить умнейшего, по мнению пьяного Пунтилы, крестьянина Сурккалу. Трезвый Пунтила намеревается выдать свою дочь замуж за похожего на саранчу, по мнению пьяного Пунтилы, промотавшегося атташе. Наконец, пьяный Пунтила обручается с четырьмя девицами разом, которых позже трезвый Пунтила злобно гонит прочь.

Миндаугас Карбаускис славится умением выбирать для своих постановок максимально трудный для театральной интерпретации материал. Проза Платонова и Андреева, романная сага Томаса Манна «Будденброки», повесть Ицхака Мераса о жизни в еврейском гетто «Вечный шах» – до Карбаускиса представить себе эти тексты в сценическом воплощении было практически невозможно. Кажется, он намерено ищет тексты как можно более трудные – так как получает удовольствие от самого процесса «борьбы» с этими текстами.

«Господин Пунтила…» – даром, что пьеса, а не проза – в таком свете может считаться находкой Карбаускиса. Это очевидным образом неудача Брехта – пьеса, очевидным образом плохо придуманная, плохо построенная и плохо работающая. Пьеса на три с лишним часа опирается на один-единственный водевильный прием – преображение человека под воздействием алкоголя. Еще более неуместен в этом контексте социальный пафос Брехта, проявляющийся, например, в появлении мужественного и во всех смыслах положительного красного (это политическая характеристика) крестьянина Сурккала, отца троих детей. Но этот персонаж, допустим, в трактовке Карбаускиса не претерпевает особых изменений – возьмем лучше эпизод с обручением Пунтилы. Для Брехта – это один из ключевых эпизодов, отвечающий за социальную подоплеку пьесы. Монологи четырех глубоко несчастных женщин, которым приходится вставать ни свет ни заря, терпеть издевательства хозяев и трудиться до поздней ночи, выдают желание автора всерьез поговорить о социальном неравенстве. У Карбаускиса же актрисы интонируют свои монологи с изрядной долей комизма, и создается впечатление, что женщины эти – всего-навсего четыре чудилки, над которыми предлагается похихикать. В том же водевильном ключе литовец режиссирует эпизод, в котором Матти отговаривает хозяйскую дочку Еву становиться женой шофера (то есть, самого Матти). На протяжении пятнадцати минут Матти живописует все те ужасы, из которых состоит жизнь шоферской супруги – подъем в половине шестого, глажка, штопанье носков, стирка простыней (не четырех, как рассчитывает Ева, а двух десятков)… Для Брехта это эпизод не случайный – посмотрите, как живет наш народ, трудно живет. Для Карбаускиса – еще одна забавная интермедия, не больше.

Для Карбаускиса важно сбить этот довольно-таки фальшивый социальный пафос – вспомним и то, к чему привели эксперименты красных мудрецов, и то, что ярый коммунист Брехт около семи лет прожил в насквозь капиталистической Америке. В итоге литовец не просто сбивает пафос, а превращает протестный по своей природе текст в простенькую комедию положений – произведение буржуазное, а следовательно, идеологически самому Брехту враждебное. Актеры на сцене гримасничают, пианист наигрывает заводную и беззаботную песенку, персонажи пьесы гремят бутылками и потребляют пунш. Потрясающий Михаил Филиппов демонстрирует чудеса перевоплощения – временами кажется даже, что пьяного Пунтилу и Пунтилу трезвого играют два разных человека. Не только Филиппов, но и все остальные актеры придерживаются замысловатого психологического рисунка игры, что создает ощущение, что перед нами не написанная семьдесят лет назад пьеса Брехта, а что-то из русской классики XIX века – из того же, например, Островского. Этот наносной психологизм, разумеется, противопоказан Брехту – но ведь это настолько прописная истина, что нельзя же всерьез предполагать, будто Карбаускису она незнакома? Тут важно понять, с какой целью он пытается совместить очевидным образом несовместимые вещи – просто чтобы угодить публике или с каким-то особым расчетом?

На мой взгляд, Карбаускис стремится вытравить из пьесы Брехта всю «брехтовщину» – борется как с эффектом отчуждения (например, выбрасывает все присутствующие в тексте пьесы зонги), так и с его узким прикладным пафосом. Он ставит эксперимент – можно ли столь однозначный текст превратить в совершенно иной по посылу и духу спектакль? Сам по себе эксперимент оказался успешным – кого-кого, а Брехта в новом спектакле театра явно нет. Но вот стоит ли ради таких экспериментов мучить публику столь скверной драматургией? Остается надеяться, что опробованные в «Господине Пунтиле…» формальные приемы позволили Карбаускису отточить свое мастерство, которое в следующий раз будет явлено публике на более качественном литературном материале.

Автор: © Айнеж Вихарев

Господин Пунтила и его слуга Матти

Театр им. Маяковского
Драматург: Бертольд Брехт
Режиссер: Миндаугас Карбаускис
Сценография: Сергей Бархин
В ролях: Михаил Филиппов, Анатолий Лобоцкий, Зоя Кайдановская, Евгений Парамонов, Наталья Палагушкина и др.