Информационное агентство
Home » Скена » Коровки

Коровки

21 Ноя 2010

* автор просит не принимать его слишком всерьез

Когда рецензент не очень понимает, с чего ему стоит начать, он обычно начинает с пересказа сюжета или – как в данном случае – пересказа предыстории (хотя честнее в таких ситуациях вообще ни с чего не начинать, а просто тщательнее подумать).
Предыстория такова – 21 октября сего года я посмотрел спектакль Алвиса Херманиса «Соня». Спустя две с половиной недели, когда воспоминания о Соне уже были менее четкими, я посмотрел спектакль Дмитрия Крымова «Корова». А точкой отсчета – больше того, поводом для написания данного текста – стала звучащая в них обоих песня Леонида Утесова «Му-му». Потому я, к слову, и задумался – не мог выбрать, сказать ли сперва о «Соне», о «Корове» или о «Му-му».

Признаюсь – этой песни я ранее не встречал. Тем сильнее был эффект во время спектакля Херманиса – помню, вслушивался в слова «Ты не только съела цветы / В цветах мои ты съела мечты» с нескрываемым изумлением. Позже на «Корове», заслышав знакомые звуки, вздрогнул всем телом, потом же, когда начался текст, перед моими глазами вспыхнула сцена из «Сони» – эта немаленькая женщина с медвежьими жестами и верблюжьей походкой мнет руками замороженную курицу.

Заинтересовавшись темой, я откопал в интернете как саму песню, так и мультик в котором она звучит – это «Старая пластинка», своего рода мультальманах, положенный на музыку Утесова. В мультике влюбленный пес дарит корове букет цветов, корова съедает их, а затем успокаивает обиженного до глубины души ухажера. Совершенно очевидно, что Соню – героиню рассказа Татьяны Толстой, которую вдобавок ко всему играет мужчина – Херманис сопоставляет с коровой, вернее даже не столько сопоставляет, сколько объясняет, что многие могли бы сравнить Соню с коровой, а вот он этого делать не будет, он покажет другую Соню.

Совсем иначе дело обстоит со спектаклем Крымова. Пользуясь случаем, я, конечно же, первым делом сообщу, что постановки Крымова я готов смотреть бесконечно. Бесподобную «Тарарабумбию» смотрел трижды, любопытнейший «Опус №7» дважды. «Корову» видел впервые. Остался слегка разочарован – но слегка, не больше. Вообще Андрей Платонов на мой взгляд, со скрипом находит себе место на театральных подмостках – экспериментально безжизненная «Река Потудань» Боровского-Женовача в Студии Театрального Искусства и та вызывает немало вопросов. Однако прежде чем обсуждать удачи и неудачи спектакля (если их вообще уместно обсуждать в контексте выбранной темы), хотелось бы ввести читателя в курс дела, иначе много возникает вопросов и нареканий.

Итак, по одну сторону баррикад Крымов ставит текст Платонова про корову. Корову играет прекрасная молодая девушка, милая, стройная, обаятельная и привлекательная. Играет она именно корову, а не переродившуюся, например, в человека животину или ее, скажем, антропоморфную сущность. На актрису надевают веревку, ей на шею привязывают колокольчик, а сама она нередко пытается ползать на коленях. Налицо намеренное несоответствие актрисы с доверенной ей ролью – это вызывает улыбку, на что прием и рассчитан.

С другой стороны у нас Херманис и Толстая с рассказом о неуклюжей женщине с чутким и любящим сердцем. Не исключено, что многие из людей, которые могли с ней пересечься в реальной жизни, время от времени вскрикивали бы с улыбкой или раздражением – ну и корова. Одну из сцен Херманис посвящает элегантному и остроумному обыгрыванию этой гипотетической ситуации. Тут, впрочем, интересно другое. Если Соня и корова – подчеркивает режиссер – то добрая, заботливая и чувствительная; может, она и корова – но человек-то хороший. По сюжету в блокадном Ленинграде Соня спасает от голодной смерти надсмеявшуюся над ней знакомую.

У Крымова – корова идеализируется, не больше, не меньше. Становится персонажем какого-то едва ли не полумистического характера – здесь показательна сцена стриптиза и следующего за ним вальса мальчика и коровы. Тень раздевающейся актрисы с обязательными для такой процедуры туфельками, горжетками и ажурными чулками проецируется на экран, установленный в центре зала (таким образом, все подробности завуалированы, никакой нецензурщины), а танец имеет место быть на затянутой клубами белого облакообразного дыма. Корова у Крымова – натура глубоко поэтичная, возвышенная и никак не от мира сего, что и заставляет ее в итоге подобно героине Льва Толстого лечь под поезд.

А теперь вспомним корову, какой ее видели создатели мультфильма «Старая пластинка». По характеру она едва ли не слепок с героини Любови Орловой из «Веселых ребят» – простая деревенская девушка, далекая от всяких интеллигентских ухищрений в форме конфет и букетов, влюбчивая, заводная и бодрая.

Все три сюжета в конечном итоге приходят к тому, что корова – какими бы занятиями она не скрывала свою сущность – на деле идеал самопожертвования и широты душевной. Идеал существа искреннего, лишенного всякого позерства и искусственности. Недаром в русском языке существует термин «священная корова» – некто или нечто, априори недоступное для критики. Русскому человеку странно, что корова – идеал простоты и непосредственности – может быть для кого-то предметом поклонения. Вот это вот удивление и закрепилось в языке пренебрежительно-циничном «священная корова».

Сложно, конечно, сказать, к чему все это. Крымовская «Корова» оставила неразборчивое послевкусие, захотелось покопаться. Воскрешенная в моем сознании песней Утесова «Соня» тоже никак не выбрасывалась из головы. Ну и просмотренная «Старая пластинка» определенно требовала, чтобы широкой публике было о ней рассказано. А уж избавиться от завязшей в зубах песенки – задача, прямо сказать, непростая. Чем все это соединишь? Ответ очевиден – коровой. Му-му-му. Кстати, а вы в детстве «Коровки» кушали? А Буренку из Простоквашино помните? А «Тридцать три коровы» слышали? А «Пластилиновую ворону» смотрели? А «Корову» Есенина наизусть знаете? А в «Быки и коровы» играли?..

Метки:
Раздел: Скена
Опубликовал:  Айнеж Вихарев

Ваш отзыв

Вы можете использовать следующие теги: <a href=""> <b> <blockquote> <cite> <code> <del> <em> <q> <strike> <strong>