Информационное агентство
Home » Скена » Насильно одетые

Насильно одетые

26 мая 2016

Машина Мюллер. Режиссер Кирилл Серебренников.

Краткое содержание спектакля: Сначала мы все умрем. Потом будем совокупляться и убивать друг друга. Занавеса не будет.


Дивная музыка дивного действа вас ожидает. Режиссер Кирилл Серебренников соединил в одной постановке две пьесы не известного в России немецкого драматурга Хайнера Мюллера «Квартет» и «Гамлет-машину», пару рассказов, тексты и беседы, назвав спектакль «Машина Мюллер». Между главами двух смиксованных произведений на сцену будет выходить поющая дива (Артур Васильев, браво!), и, думаю, именно ария Перселла будет лучшей звуковой иллюстрацией заката нашей цивилизации. О закате, точнее о смерти, и пойдет речь. Во всяком случае в прологе, который начинается пока зрители еще рассаживаются в зале, мужчина на больничной койке и дама в кресле в окружении домашней прислуги — благополучно умрут. После их смерти, на очищенной от сценографии сцене появятся герои всех ближайших публикаций и разговоров: актеры-перформеры, обозначенные так в программке, они станут на следующие два с лишним часа главными декорациями спектакля, его смысловыми носителями, флешками, если хотите, которые в нужный момент откроют (снимут с лиц маски), в нужный отксерят, а в нужный превратят в музейные статуи или толпу, в звездное небо или огненный меч. Актеры ли будут дополнять собой видео ряд спектакля, или он иллюстрировать часть мыслей режиссера на их телах, но эпатировать публику здесь никто специально не собирался, потому как обнаженные тела актеров — это неотъемлемая часть высказывания. И на фоне этой свободной наготы тексты Мюллера звучат для кого-то острее, для кого-то наоборот, ровнее, ведь сами по-себе они уже начинены животно-инстинктивным.

«Развратный порыв сквозняка», который устроил на сцене в первую очередь актер Константин Богомолов, явный фаворит этого вечера, режиссирующий режиссуру и самого себя, и его партнеры Сати Спивакова и Александр Горчилин, сносит головы зрителям до амфитеатра. «Опасные связи» Шодерло де Лакло угадываются легко, но они мюллеризированы и обработаны Серебренниковым. За Вальмона и Мертею попеременно выступают Богомолов и Спивакова, а Горчилин выходит за современного Гамлета.

Будет ли у вас перекос в восприятии в сторону «массовки» или главных героев зависит (сужу по своим соседям в зале) от вашего приятия или не приятия наготы в принципе, и предложенной в частности. Многие, сама видела, рожи кривят и около статуи Давида в Пушкинском музее. Спектакль спектаклю рознь, и первый показ «Машины» мне показался зефирно-воздушным, тогда как второй уже скорее приземленно-выверенным, как будто два разных взгляда на наготу: из века XV и из века XIX. Но с моей эстетической точки зрения — это безупречнейший спектакль. А дирижировал хором тел в нем хореограф Евгений Кулагин, браво!

Отступление. Впрочем, по теме. Роман Григорьевич, давая слово после премьеры ли, или на обсуждении чего-то, обычно говорил: «Вася хочет!», – имея ввиду «сказать». Но надо знать Виктюка, он все пропускает через игольное ушко такой свободной наготы, фрейдистских мотивов, будто из пульверизатора разбрызгивает феромоны и начиняет бытовое внутриутробно-сексуальным, телесно-личным. Поэтому в его устах, с ударением на втором слове: «Настя хочет!», – меня заставляло часто моргать, а слова проваливались в преисподнюю впечатлений. Поди скажи гению о сотворенном только что…!? Робела, да. Навеяло же мне это «хочет» не только присутствие актеров театра Виктюка в зале на премьере, но и сам спектакль, то как Серебренников разминает местами текст, превращая его в тренажер фантазий на темы испытывающих желания существ.

Либретто того, что делает Серебренников с текстом Мюллера, в свою очередь переписавшего «Опасные связи»: прогуливающиеся по музею современного искусства или посещающие театр, выделенные из светского общества и сконцентрированные в уединенные диалоги вместо ста семидесяти писем из романа, маркиза де Мертей и Вальмон заключают свое пари о соблазнении Целомудрия, кромсают друг друга словами и мыслями, впиваются интеллектуальными дуэлями и застывают в объятьях друг друга в бункере после Третьей мировой войны. Они делают это изысканно и медленно, ведь, как гласит одна из цитат: «Путь плебеи совокупляются в спешке!». Меняющиеся ролями, Богомолов и Спивакова, делают это с разным проникновением. У Константина опыта перевоплощения в женские образы не просто больше, вспоминая, например, последний «Гвоздь сезона» не дадут мне соврать театральные люди, но он сам активно давно и успешно использует в своих режиссерских работах отказ от гендерной принадлежности. И в знаменитом «Лире», где все роли сознательно розданы мужчинам женские, и наоборот, женские — мужчинам. И в «Карамазовых» (Роза Хайруллина), и в «Борисе Годунове» (Маруся Фомина). Этот прием позволяет, кроме возникающего невидимого (или явного) ироничного подтекста показать еще многое: все женское – обострить и усилить. Все это жеманство, нарочитую светскость, ломкость и неприступность видно за две версты, когда Богомолов на коблах, высотой выше всех возможных 11 сантиметровых шпилек, пошатываясь, произносит свой монолог с перьями на голове. Мужское же, вытащенное из глубин восприятия актрис, должно стать грубее, смелее, наглее и обнажённее. Когда у вас текст, в котором герои рассуждают о вечности, как непрерывной эрекции, о трепете бедер и тонкой кожице девственниц, о молодых задницах и желании лакать фекалии, надо очень постараться, чтобы не расплескать эту чувственную смесь на зрительный зал. Расплескается обязательно)

Сцены из «Гамлета», оживающие в танцах актеров-перформеров, более динамичны и жестоки, как и темы, которые озвучивает Александр Горчилин. Насилие и пушечное мясо, резиновые дубинки полицейских и металлические решетки заграждений, превращающие людей в скотов. Финальный же кусок по силе воздействия сравним разве что с оголением актерами лиц — в начале выходящие на сцену в масках, позже играющие в шлемах, срывающие со своих лиц «одежду» актеры, именно в этот момент по-настоящему обнажаются, что ошеломляет больше прочего. Момент же насильного одевания, в прямом смысле этого слова, становится актом смерти того, что было эти два часа на сцене: на поклоны выходят уже обычные, скрытые за людскими одеяниями люди-в-черном.

Драматический или музыкальный, танцевальный ли, шоу или перформанс, да какая разница, как назвать то, что интересно? То, что сделал Кирилл Серебренников интересно: и формой, которой в России не часто и не много. И кастингом. И текстом, который лег в основу. Не покидало ощущение что то, что делает Гоголь-центр, доказывая не первый год нормальность и современность, уже отшагало в Европе свои шаги вперед: мы семимильными шагами топчемся на месте, принимая часто за эпатаж, высохший уже в курагу абрикос. Какие-то сцены, как пролитое на голову героя вино, уставшего от плотских впечатлений, воспринимаются большинством публики, как виноград, но кажутся уже изюмом. Было, все уже было. Но не значит, что это не надо еще раз сбросить на зрительный зал закостеневшего или не искушенного зрителя. Стандарты — в огонь, в машину, которая их с удовольствием уничтожит. Плоть, как движущая сила мироздания, согласитесь, хорошая тема для бесед, или вечерних споров. Секс, как подвалы желаний и толчки к поступкам. Смерть, как шлагбаум, перекрывающий порывы и сдерживающий напор животного или … живого? Цивилизация, приводящая своих винтиков к смерти, разрушающая и подчиняющая, сковывающая свободу и саму жизнь. О чем будете размышлять вы после спектакля? Зависит только от вас. Ведь подлинная работа начинается только тогда, когда ты чего-то не понимаешь)

© мюллеризировалась Анастасия Вильчи

Метки: ,
Раздел: Скена
Опубликовал:  Index Art

Ваш отзыв

Вы можете использовать следующие теги: <a href=""> <b> <blockquote> <cite> <code> <del> <em> <q> <strike> <strong>