Информационное агентство
Home » Скена » «Павлик- мой Бог» на сцене Актового зала

«Павлик- мой Бог» на сцене Актового зала

10 Окт 2009

«Павлик Морозов будет в раю».

Сначала она настоятельно попросила отключить мобильные телефоны. Как, впрочем, во многих театрах перед началом представления. Потом стала рассказывать, что ищет мужчину 40-45 лет. Никакого интима. Вроде как отца. Потом предложила купить у неё мужские поношенные вещи. Даже дала примерить. Никто не купил. Так начинался спектакль «Павлик – мой Бог».

Перефразируя песню Макса Покровского, можно сказать: «если в слове «папа», «а» заменить на «о», то получится «попа» – правда, смешно? Хо-хо».

Так и сделали герои спектакля. Слово «попа» декорировало центральную часть сцены. А речь шла об отце, которого надо предать. Он взяточник, не платил алименты, избегал встречи с дочерью… Она отправилась к Павлику Морозову, видимо, чтобы набраться смелости повторить «подвиг» советского гражданина. Однако, оказалось, никакого подвига не было… Отца Морозов не предавал. Татьяну Жарову постигло разочарование. Она сказала: «Я летела на самолете, похожем на автобус, чтобы что?» Чтобы предать отца-взяточника, ей надо было бы родиться не в это время. Если даже тогда история про Павлика Морозова была бы только мифом, то именно Советская эпоха породила этот миф, а значит, явление существовало. Это почти как утверждение, что «если бы не было Сервантеса, Дон Кихот все равно бы был».

Сегодня предать родину сложно, её можно распродать, а по отношению к людям появилось удобное словечко «подставить». Это делают все и на каждом шагу. Нелепо выглядит тот, кто пытается на это указать или остановить, ожидая справедливости. Но даже «когда сажают чиновника – это не торжество справедливости, а передел собственности».

Павлик признался Жаровой, что реальны из его биографии только две вещи – то, что он родился и то, что его убили в лесу. А как хорошо визуально обыграна символика смерти в спектакле! Морозов внешне как оживший белый памятник. Жуткая побелка. Несет красную ягоду, рассыпает её на полу. Кровь. Контраст. Потом он в гробу со свечой, его постоянно тормошит неугомонная Таня.

А в это время на пяти экранах застывают лица сельских жителей – то осуждающе, то печально. Такое ощущение, что они следят оттуда за тем, что творится на сцене и в зале. А на самом деле, следим мы… Такой вот потрясающий эффект присутствия.

Сцена с молитвой на экранах, когда священник ходит рядом с памятником Морозова и машет кадилом, а сельчане молятся, натолкнуло меня на мысль: образ Павлика Морозова в спектакле уж очень сродни образу Иуды. Вроде бы по «бумагам-то» предал, принял смерть, а тут выходит, что почти святой. Ведь мальчик, наверное, по-настоящему верил, как и миллионы тогда вот в высшую справедливость. Наверное, подобной веры требует Бог.

Так что, когда нас попросили написать желание на листе бумаги и скинуть в стеклянную банку, чтобы Павлик прочитал, я вывела следующее: «Хочу, чтобы Павлик Морозов и Иуда попали в рай».

Автор: © Анна Капустина

 


 

Совсем еще молодой театр имени Йозефа Бойса прославился именно интерактивностью своих постановок. «Павлик мой бог» не исключение. Зрители долго рассаживаются, под конец двое или трое с разных концов зала начинают что-то по этому поводу обсуждать, но неестественно громкими, поставленными голосами. Потом девочка из первого ряда, привстав на своем месте, начинает, обращаясь ко всем, объяснять, что она ищет мужчину, лет сорока пяти, излагает подробности, потом в самом конце уточняет, мол, нет, не подумайте, никакого интима, мне нужен папа.

Сюжет пьесы, что не скрывается, а, наоборот, афишируется, носит для драматурга Нины Беленицкой глубоко личный характер. История девочки, собирающейся написать донос на отца-чиновника, который, разумеется, не брезгует взятками (что сразу делает понятной привязку к современным реалиям, когда, казалось бы, возможностей для доносительства, по сравнению со смутными тридцатыми годами почти не осталось) – это подлинная история самой Беленицкой. Отсюда и слоган о том, что вместо доноса драматург написал пьесу. Интересно, что личный фактор на этом еще не исчерпывается, потому что режиссер постановки – Евгений Григорьев – сам уроженец города Тавды, в непосредственной близости от которого располагается село, где жил Павлик Морозов.

Тема предательства имеет в спектакле три измерения: это и история героини-автора, и очень созвучный ей миф о Павлике, в виде которого события его жизни и смерти были представлены советской пропагандой, и противоречивая фигура отца героини, как бы незримого участника действия, который, как выясняется, не только ушел из семьи, но и по непонятным причинам прервал всякий контакт с дочерьми, а алименты платить отказался, на основании представленных суду документов о том, что он безработный, хотя на самом деле очень хорошо обеспечен. Отчего в воздухе повисает вопрос: кто же здесь настоящий предатель? Дочь, только собирающаяся написать донос, или отец, так поступивший со своей первой семьей?

Но вся эта проблематика становится понятной только к середине спектакля. Поначалу это медленное, вязкое действие: девочка долго пытается продавать зрителям вещи отца (как утверждается, это настоящие вещи отца Нины Беленицкой, которые тот оставил, уходя из семьи), долго размазывает рукой по стене красную краску: пишет сначала слово «папа», потом зачем-то одно «а» заменяет на «о». Движения не всегда выверенные, пластика неестественная, смотреть тяжело. Потом появляется Павлик: сначала в образе современно одетого мальчика, потом в виде гипсового советского памятника пионеру – этот его «костюм» (включающий, в том числе, и постамент), прекрасно и очень правдоподобно выполненный, несмотря на общий крайне минималистический антураж (даже звуковое, а тем более музыкальное сопровождение в постановке почти отсутствуют) – несомненная большая находка спектакля.

Актеров вообще всего двое: она (Мария Костикова), как это раньше говорили, именно что «пионеристая», пышущая почти всегда неуместным энтузиазмом – такие люди и в жизни, по большей части, всех раздражают, и он (Донатас Грудович, сыгравший одну из ролей в относительно недавно вышедшем фильме «Все умрут, а я останусь»), Павлик. Павлик, наоборот, в отличие от девочки и вопреки той мифологеме, которая сформировалась вокруг него уже в постсоветском пространстве, даже нравится. Так, наверное, и должен вести себя мертвый герой: он здраво рассуждает, мрачно иронизирует и пытается разъяснить девочке, как все было в его истории на самом деле. Интересно, что предлагаемый в пьесе вариант демифологизации подвига Павлика тоже во многом отличается от общепринятой трактовки подлинных фактов его дела и его биографии. Странно, что никаким образом не упоминается очень важный, связующий историю Морозова и героини момент – его отец, как и ее, тоже ушел из семьи к новой жене.

Для кого-то обращение к фигуре такого героя или, если угодно, – антигероя как Павлик Морозов может показаться исключительно странным: что об этом можно сказать еще? Что об этом вообще можно сказать сейчас? Но на самом деле история Павлика исключительно интересна, и не благодаря содержащемуся в ней нравоучению относительно того, что предавать нехорошо или, наоборот, хорошо, если это на благо советской власти, а как уникальный миф ушедшей эпохи, выстроенный вокруг судьбы обычного, ничем не примечательного ребенка, не совершившего в своей очень недолгой жизни никаких решительных, заслуживающих восхищения, или, напротив, всеобщего осуждения поступков.

Отчасти тема мифологизации Павлика раскрыта в спектакле хорошо и достойно, но в то же время все-таки недостаточно. На таком богатом материале можно было бы сделать больше, а в результате история Морозова оказывается второстепенной и вспомогательной по отношению к истории девочки, которая хочет поступить также, как Павлик, и тоже выстраивает для себя своеобразный его культ. Проблема же сюжета, концентрирующегося вокруг героини, в том, что действительно серьезные моральные и психологические вопросы здесь больше подразумеваются (и то даже к этому действие приходит очень не сразу), чем раскрываются и проговариваются, по большей части, теряясь за внешними элементами, в эстетическую, а, тем более, сюжетообразующую ценность которых зачастую трудно поверить. Хотя можно, конечно, предположить, что главные темы оставляются зрителю на самостоятельное обдумывание.

С другой стороны, как-то даже неловко по таким отстраненным критериям судить нечто на самом деле глубоко личное. Даже в области творчества отношение к критике справедливо противоречивое, что тогда говорить о сфере реальных поступков? Но если рассматривать историю создания самого спектакля, а не ту, которая в нем излагается, как в том числе своеобразную историю мести, то ей нельзя отказать в необыкновенном изяществе. Как мы знаем, слово сильнее пистолета, а сумевший вызвать резонанс культурный продукт – какого-то доноса, направленного в спецслужбы.

Автор: © Ева Рапопорт

 


 

Не успели зрители как следует рассесться по местам, как молодая особа с первого ряда обратила на себя внимание хорошо поставленным голосом. Как выяснится впоследствии, она уже давно «точит зубы» на собственного отца, не желающего выплачивать алименты, и, предав его анафеме, грозится предать еще и суду, непрестанно восхищаясь идейностью пионера-героя Павлика Морозова.

Потом молодой человек, одетый в стиле casual, засунет ее в огромный чемодан из кожзаменителя и отправит в Герасимовку – на встречу с кумиром. Встреча состоится, состоится и долгий разговор с «ожившим» Павликом – в костюме гипсового монумента и с пионерским галстуком. Отмахиваясь от прилипчивой поклонницы, Павлик успеет пособирать клюкву, полежать в гробу со свечкой и загадать желание. А в довершении всего, ему сломают гипсовую руку из папье-маше, правда, не надолго и, видимо случайно.

Отметим также, что периодически Павлик будет вылезать из своего постамента, изрядно сковывающего движения, обнажая босые и «алые» ноги – кровавая символика повсюду присутствует в постановке. Но это еще не все! На шесть экранов, сомкнутых полукругом, насколько позволит сценическая площадка, не одновременно, но гарантированно будет проецироваться видео поющих бабушек, пасущихся коров, собственно, историческое место убиения юного героя и еще какой-то древний патриотический фильм о его подвиге.

Все оборвется на полноте, так же неожиданно, как и началось, и некоторое недоумение появится на лицах зрителей.

Что касаемо самой дискуссии, развернувшейся между Павликом и Таней, – компромисс, кажется, так и не будет достигнут. Отчаянную Таню, уверившую в подвиг Павлика, не удастся переубедить даже самому «герою». А вопрос – к чему бы все это сегодня? – так и останется открытым.

Одно несомненно – это интересный эксперимент с точки зрения опробования новых театральных форм, в том числе и установления интерактива со зрителем, когда зритель не пассивный наблюдатель происходящего на сцене, но и непосредственный участник, «как бы» «двигающий» действие (на это работает и выбор сценической площадки – отсутствие как таковой сцены, все происходит на одной горизонтали со зрителем). «Как бы», потому что такие места в постановке четко детерминированы, и на самом деле это фикция, обманка, что, однако не исключает более глубокого вовлечения зрителя в сценическое действие.

Автор: © Mironositskaya

 


 

Продолжительность спектакля 1 час (без антракта)
Автор: Нина Беленицкая
Режиссер: Евгений Григорьев
Роли исполняют: Донатас Грудович, Мария Костикова

Премьера состоялась 10 октября 2009 года

Метки:
Раздел: Скена
Опубликовал:  Index Art

Ваш отзыв

Вы можете использовать следующие теги: <a href=""> <b> <blockquote> <cite> <code> <del> <em> <q> <strike> <strong>