index-art

До начала спектакля герой лежит под простыней – не то спящий, не то покойник – на раскладушке под светильником в виде земного глобуса, затем встает – босоногий, в джинсах и плаще на майку, пьет воду из носика чайника и включает катушечный магнитофон, живо реагируя на запись выступления Суслова, посвященную очередному юбилею Октября. Эта пантомимическая интермедия в духе «Черной розы – эмблемы печали» Соловьева могла быть оформлена и в отдельный концертный номер, но здесь она задает тон всему спектаклю, где главный герой – не Бродский и даже не поэзия Бродского, которая соединяется с цитатами из текстов Солженицына и Буковского (в том числе и вполне самодостаточный анекдотический рассказ о семье, которая использовала вместо туалетной бумаги страницы из ПСС Ленина и попутно изучала разные грани его политического наследия) столь же парадоксально и органично, как вальс Дунаевского с трио Шостаковича, герой спектакля – добровольный (в предлагаемых обстоятельствах) отшельник-маргинал, предпочитающий существование, отдельное от окружающего социума, который его не устраивает не просто политическим порядком, но своей материальной природой, обусловленной экономическими и биологическими законам – с ними у героя разногласия скорее стилистические, то есть для поэта наиболее принципиальные. Этот герой обнаруживает типологическое сходство с персонажами Беккета, а благодаря использованию в спектакле катушечного магнитофона – с «Последней лентой Крэппа» в первую очередь.

Театр обращается сегодня к поэзии Бродского очень часто, и может быть, слишком часто, его постоянно читают со сцены, спектакли по Бродскому идут у Камбуровой и у Розовского, но «Вальс на прощание» если и вызывает ассоциации с какими-то аналогичными постановками – то это «Ниоткуда с любовью» покойного Михаила Козакова, да и то скорее по контрасту, чем по сходству. Это касается и театральной формы: Козаков предпочел литературно-музыкальную композицию, а Михельсон с Девотченко выстроили спектакль, очень жесткий по внутренней драматургии, где поэзия Бродского, при всей ее самодстаточности, служит лишь литературным материалом для театрального высказывания – но в еще большей степени – концептуального подхода к осмыслению не столько творчества поэта, сколько современной действительности и отношения к ней. В финале снова звучит «последняя запись» – но это уже не Суслов, а Путин и его выступление по поводу «народного фронта», запись к тому же заедает и фраза бесконечно повторяется. Но перед тем Девотченко читает то же самое стихотворение, каким заканчивал свою композицию Козаков. Вот только у Козакова «благодарность» звучала с пафосом почти экстатическим, а Девотченко, то есть герой его спектакля, произносит те же слова с сомнением, с некоторой оторопью, придавая им такой подтекст, который заставляет понимать их в смысле прямо противоположном. «Ниоткуда с любовью» – это привет жизни, название «Вальс на прощание» говорит само за себя и спектакль можно было бы назвать «В никуда без любви», в нем нет эфемерной радости, нет иллюзий и, в общем, нет надежд: «в этих грустных краях все рассчитано на зиму». Последнюю ленту Крэппа заело давно, а шарик-глобус над раскладушкой качается, как маятник – туда-сюда, туда-сюда.

Автор: © Вячеслав Шадронов

Московская премьера Творческого Проекта Алексея Девотченко. Режиссер Владимир Михельсон.
19 августа 2011. На сцене театра «Кураж».