Редкая птица долетит до середины занавеса

Этот спектакль начинается с занавеса: знаменитого, что известно искушенным театралам. Театр, который когда-то начался с постановок Чехова, и на занавесе которого, как символ продолжения традиций отцов-основателей, живет птица-чайка, впустил к себе в репертуар еще одну «Чайку» (восстановленная ефремовская идет по-прежнему). На этот раз театра под руководством Олега Павловича Табакова, в постановке режиссера Константина Богомолова. И пока занавес не открылся, а зрители рассаживаются – по нему летит некая птица, то и дело скрываясь в складках, отдаленно напоминающая свою прародительницу-бабушку: современная, сюрреалистическая. С занавеса эта птица потом перелетает на экран, где в моменты перестановки мебели показывают мультфильм. Тоже сюрреалистический.

Как вы пьесу разберете, так она и поплывет

Критики, описывая «Чайку», кто в «плюс», кто в «минус», но почти единогласно сошлись на том, что в этом спектакле Богомоловым заново расставлены и смещены акценты с привычных, уже всем известных. Не добавляя в текст, кроме первого монолога Треплева ничего от себя, и точно следуя тексту Чехова, у режиссера получился совершенно новый взгляд. Или, как говорит он сам: новая драма.

Одной из тем, выводящихся на первый план, становится тема успеха и неуспеха. Отчасти к раскрытию этой темы был сделан и актерский кастинг: так около года Константин Богомолов ждал, пока репетировать сможет Константин Хабенский (ему отведена роль писателя Тригорина), а на роль Аркадиной была приглашена Марина Зудина. Звездный состав венчает сам Олег Павлович Табаков, сыгравший биографически близкую ему роль доктора Дорна : «Я сам из врачебной семьи, у меня все врачи. Профессия врача она дает горький  цветы или плоды знания. Она напоминает нам о несовершенстве человеческого организма, об ограниченности срока пребывания человека на земле. Наконец о несовершенстве работы неких  служб человеческого организма. Потому что, все таки я довольно рано узнал, что есть такая вот возможность летального исхода у человека. Мне было 29 лет - у меня был инфаркт. Не так давно, еще какой-то был заход на эту же тему. В каком-то смысле мое человеческое знание вполне совпадает со знанием доктора Дорна».

Под аплодисменты зала и милое «здрасьти» выходят на авансцену Константин Хабенский и Марина Зудина, и, следуя режиссерскому замыслу, играют, отчасти, самих себя. Известных и успешных людей, из столицы приехавших в усадьбу, где на них с восхищением смотрит Нина Заречная (дебютантка, выпускница ГИТИСа Яна Осипова) – 17-летняя девушка, мечтающая о славе, известности и успехе. Начитавшись глянца ли, или насмотревшись тв, который на сцене присутствует, Нина выбирает кажущийся самым коротким и легким путь к успеху – путь актрисы. И, перемолотая столицей, возвращается ни с чем в финале (в Елец третьим классом с мужиками). Чтобы доходчивее донести до зрителя последствия погони за успехом в контексте современного дня, в режиссерском решении Нина, в последнем акте нюхает кокаин, и безразлично отдается Треплеву на столе. Трусы, снимаемые актрисой и демонстративно отброшенные к зеркалу, стали самой обсуждаемой темой после премьеры: как это? В стенах МХТа? Ужас! Кошмар! Кто-то сказал «сатанизм». Эти и прочие рецензии Константин Богомолов воспринимает скорее с улыбкой, цитируя у себя в блоге абсолютно все высказывания.  «Для меня очень важно, что вокруг спектакля споры. Самое ужасное и скучное, это когда все однозначно. Или «это плохо, скучно, не интересно», или это «ой, хорошо, мило, гениально, прекрасно». Когда есть споры и кому-то яростно нравится, кому-то яростно не нравится, и когда никто не говорит, что это скучно, вот что хорошо. Кстати, что для меня тоже очень важно, потому что мой учитель А. А. Гончаров говорил: «Любой жанр, кроме скучного». Вот никто же не говорит, что это скучно!» – комментирует споры вокруг спектакля режиссер.

В этой режиссерской трактовке необычен и Тригорин (слышала не одно мнение, что такого Тригорина еще не доводилось видеть), и Нина (просто обыкновенная провинциальная девочка, которая не знает за чем бежит и куда стремится, съеденная миром успешным и выброшенная им же на задворки), и Треплев – Павел Ворожцов (подчеркнуто неврастеник, неудачник, с неустойчивой психикой, заброшенный ребенок знаменитой мамы-актрисы – бесталанный мальчик, проигравший в соревновании олицетворению успеха-Тригорину и женщину, и работу, и даже мать).  Потерявший свою любовь-Нину и так и не нашедший самого себя, угловатый и нескладный, обделенный душевным теплом Константин Аркадьевич Треплев, у актера Павла Ворожцова, играющего на пределе, что отчетливо видно после сектакля, как и положено, в финале стреляется. Но его мотивы, его характер и поступки, в этой «Чайке» как будто под другим углом. Вот Треплев, выбрасывая в корзину свои вирши, нервно раскачивается, вслед за уже шатающейся в последнем акте стеной дома:  не вынести такую любовь, не вынести своих творческих мук, не вынести пустоты впереди, неприкаянности и нереализованности. Выстрел.

Аркадина – красавица, поставившая на карту успешной карьеры все, и не оставив места для семьи, сына и обычных человеческих забот и радостей – тоже очень по-новому получилась у Марины Зудиной, хоть для кого-то и не приемлемы любовные сцены, которых в спектакле с избытком. Но, господа, у Чехова, черным по белому про Аркадину: «открыто живет с этим беллетристом». Или у кого-то есть сомнения в формулировке «живет»? Показывать ли это «живет», как показывать или оставить за кадром? Здесь уже решать режиссеру. Аркадина у Марины Зудиной – уверенная и сильная. Где необходимо, целуя и раздевая своего партнера, она победительница, она «виктория» в этой треугольной битве за мужчину в первую очередь, и за знаменитость (хотя зачем ей рядом знаменитость? для поддержания статуса?) во-вторую. А болезненное восприятие материнства и обостренное эгоистическое сверх «я» – для нее, актрисы, естественны, как и вспышки ярости, переходящие в нежности.

Да, в общем-то, можно практически про всех героев сказать: смещены акценты, обнажены отношения. И в прямом и в переносном смысле. И про Машу (Яна Сексте) с Семен Семенычем (Алексей Комашко), и про Сорина (Сергей Сосновский) и про других героев.

Это не Чехов

Здесь позволю себе процитировать высказывание моего знакомого опытного режиссера, который на реплику «это не Чехов» парировал: «А он вам что, записку оставил про то, что написал и как это ставить? Когда кто-то поставит гениальную «Чайку», после которой можно будет положить ее в саркофаг и закрыть навсегда тему чеховской пьесы, то видимо так и поступят. А если надо будет вспомнить, то гробницу будут открывать, наслаждаться и снова закрывать. А пока…». А пока в этом театральном сезоне потрясающе-ново «чайкнули» сразу два режиссера: Богомолов и Бутусов.

И хоть Марина Зудина считает, что говорить о концепции спектакля актеру не нужно: «… а то я дала интервью одно, – смеется актриса, – месяца за два до выпуска, а потом когда мы уже к выпуску подошли, боже мой, что ж такого я наговорила! Все поменялось! Поэтому, вот не надо. Актерам лучше молчать».

Но ее партнер по спектаклю Константин Хабенский очень точно выразил свое отношение к пьесе: «Чайка» для меня всегда была на самом деле каким-то памятником. Который уже давно поставили, который наверное, не имеет смысл ставить еще и еще, – заметив при этом, что интересно в данной постановке то, - что Богомолов попытался сбить какую-то пыльную, театрально-протяжную историю «Чайки» и вывести смысловые вещи, иногда острые, иногда для чеховедов не приемлемые. Попытался обострить суть вопросов и, предмет разговоров».

Может быть, чтобы понять и принять такую «Чайку» надо обладать чувством юмора? Возможно, чувством юмора, схожего с режиссерским? Тогда не думаешь и не гадаешь, почему у Чехова эта пьеса комедия, а просто смеешься. И получаешь удовольствие.

Комары кусают всех

Итак, про успех и погоню за ним (ИМХО) получилось. Про столицу и провинцию – тоже. В Тригорине и Аркадиной есть столичная снисходительность, есть доля позерства, нарочито подчеркнутая режиссером, когда они замирают на авансцене, вызывая на себя аплодисменты зала: «Здрасьти». Точно в номер, как на рулетке, попадание в задачу режиссера «сыграть себя»  исполнили все актеры. Спокойный, умудренный опытом и рассудительный доктор Дорн в исполнении Олега Табакова – словно слепок с самого себя, и будто и не играет даже – то, что нужно. Пройдет по сцене, погладит по голове Машу, вздохнет: «Эх, молодость, молодость!», или вот оценит «новые формы» Кости Треплева, а потом за кулисами скажет журналистам про Костю Богомолова: «Пусть будут обе «Чайки», и ефремовская, и эта, новая».

Но ярче и заметнее «самого себя» сыграл, пожалуй, другой Костя – Хабенский. Начиная с того, как самозабвенно он прыгает по кочкам воображаемого болота-стола, в том, как мочит ноги в невидимом озере и как теряет нить в разговоре с Машей, падает мертвецки пьяный на диван. Зритель начинает «верить», когда актер не боится быть смешным или нелепым, а таковым просто нельзя не быть когда играешь пьяного. И заканчивая тем, как после ужина в последнем акте, все герои возвращаются на сцену, и только Тригорин возвращается… сытый. Понятно, что герой Хабенского, не белый-пушистый, а скорее безвольный и увлекающийся, но так эти качества сплошь и рядом в мужчинах. Поэтому получается вполне себе узнаваемый и современный образ.

В сцене у озера с Ниной, когда Тригорин почти искренне удивляется ее характеристике уровня своего успеха, и его вдруг очень вовремя кусает комар. Где-то на словах: или вы преувеличиваете степень моей успешности или я никак ее не ощущаю. Хлоп. Комары они всех кусают, им не важно известен ты, или нет, звезда или нет. Писатель или актриса.

Слушая монолог Тригорина о «тяжелой писательской доле», когда, закончив один роман, уже пора приниматься за другой, третий и так далее, очень четко понимаешь, что вот оно, найденное очень точное и близкое сходство. Если заменить в пьесе писателя на актера, то будет ли правдой все то, что вы произносите?, – спрашиваю у актера и он отвечает: «Да. Это все – просто один путь. Тоже самое можно было бы говорить про свои роли, про свои фильмы, и т.д, это все соединяемо, поэтому …(улыбается) особого кокетства здесь нет». А в спектакле, на фразе «вот надо сейчас идти и писать» соскочил со стола и, убегая за кулисы, со всей силы пнул знаменитый МХАТовский занавес. Что ж, верю, Константин, верю.

Атмосфэра и примочки

С помощью сценографии и костюмов своей постоянной напарницы художника Ларисы Ломакиной, режиссер перенес действие в некую безвременную эпоху, условно-советскую: герои в унылой, тусклой комнате, с пластиковыми неоновыми грязными коробами-светильниками и не мытыми окнами с подтеками от дождя, смотрят ламповый телевизор. Оттуда рассказывает о своей жизни Юрий Гагарин. Вечером все веселятся, напиваются и танцуют под «Пальму-де-Майорку» Михаила Шуфутинского  и «Розовый вечер» Юрия Шатунова. Перекрикивая скандалящих супругов Медведенко надрывно кричит под гитару «Осень» Шевчука и Окуджаву нвявленный писатель Костя Треплев. Все очень много курят и пьют. «Чайка» получилась бытовой, житейской, с криками и скандалами. Без привычного озера.
Узнаваемый по вниманию к откровенным любовным сценам, и еще по каким-то своим закорючкам режиссерского почерка, Константин Богомолов разбрасывает по всему спектаклю будто фенечки-сюрпризы, а они поворачивают сюжет другим боком, как будто луну к нам той самой невидимой стороной.  Вот постель Сорину с любовью устраивают … в платяном шкафу, на шкаф, говоря о своей могиле кивает Тригорин, в шкафу же запирается Треплев, чтобы застрелиться. Вот Нина, спустя два года возвращается в тот же дом … с косой за плечами, как предвестник смерти.  А мелькнувший в голове Тригорина-Хабенского «сюжет для небольшого рассказа» прямиком попадает ему в глаз: сюжет мелькнул. Кивая на портрет Толстого на стене Тригорин произносит: всегда будут говорить «тут лежит Тригорин, который писал не лучше Толстого и Тургенева», и этот же портрет ударит по голове Треплева, при его попытке нарочито застрелится, пробуждая в Нине жалость из ревности. Находок масса. Оставлю вам простор для поиска своих.

А классик-Чехов еще раз нам доказывает, что ничего не меняется, времена-то очень схожи, что сто лет назад, что тридцать. Что брежневская эпоха, что наша. Не важно какая. Неважно в какие времена. Всегда кто-то в погоне за успехом и славой терял самое важное. Терял себя. Всегда кто-то убивал от нечего делать чаек. А кто-то убивал себя.

__________________________________________________________

Автор: © Анастасия Вильчи