index-art

ХОЛОДНОЕ ТАНГО. Танец смертников.
Режиссер Павел Чухрай

Фильмом «Холодное танго» открывался в этом году «Кинотавр» и закрывался «3-й Еврейский московский кинофестиваль». В прокат в российские кинотеатры он выходит 22 июня, в день начала ВОВ, не случайно.
Хотя, многочисленные публикации о фильме, видимо, перепечатав один из анонсов, тиражируют для зрителей информацию, что «действие фильма начинается в 1941 году, когда маленький литовский городок оккупируют немцы», это не так. Это не так принципиально, потому что действие фильма начинается с титров, с того, что Германия и СССР поделили между собой сферы влияния и советские войска оккупировали Литву в 1940 году. Оттуда, из довоенного периода и выросла эта ненависть литовцев, да и других жителей стран к СССР, корни этого зла – вот начало истории любви сквозь ненависть, или истории ненависти с любовным пунктиром, как вам покажется правильнее. Написанный на основе романа Эфраима Севелы «Продай свою мать» самим Павлом Чухраем, сценарий рассказывает историю двух детей, позже молодых людей, жизни которых искалечила эта ненависть, затем война, затем послевоенный ужас не остановившейся репрессивной машины.

Главным центральным событием фильма становится сцена, когда один из фашистов, в начале оккупации 1941 года, забредает в бывший дом главного героя Макса, в котором после выселения его семьи в гетто (до которого никто живым не доехал, а сам Макс сбежал и вернулся в город чудом), живет литовская семья Лаймы. Мальчик и девочка, на момент начала войны им лет по 12-13, испытывая еще раньше друг к другу симпатию, за минуту до этого танцевали под патефон, и вот, Лайма спасает спрятавшегося Макса от фашиста, но какой ценой? Всю оставшуюся жизнь потом Макс будет просить ее о прощении, и всю жизнь, возможно, Лайма будет пытаться это сделать. Но, почему люди поступают так, а не иначе, где граница между предательством и самоубийством, где возможен компромисс и прощение, а где есть место раскаянию или ненависти? На эти вопросы вам придется отвечать себе после фильма. Почему Макс не попытался спасти Лайму, хоть и ценой собственной жизни? Этот вопрос задаю себе после фильма я. Изнасилованная фашистом девочка, наслоившиеся детские страхи, пропаганда и ненависть вокруг, война, как это все может не свести с ума? Как это все может научить прощать, а не ненавидеть? Как вообще все это можно пережить? Вот такая история, про молодых людей, которые встретились еще раз после войны и даже нашли в себе силы попытаться быть вместе. Сохранить совесть, порой не просто. Сохранить в себе что-то людское в аду, получилось бы это у вас?
«Мне было важно разобраться, почему тот или иной персонаж фильма идет на те или иные поступки. Где черта, за которой компромисс становится преступлением? Бросить в другого камень проще всего. Но я знаю, что это такое — пытаться прожить жизнь с чистой совестью. Это очень трудно и далеко не всем удается. Я не оправдываю своих героев, но я пытаюсь им сочувствовать в их стремлении, не всегда успешном, оставаться людьми, когда атмосфера, царящая вокруг, полна риска и агрессии, когда идеология государства всеми средствами старается выбить из тебя человеческое» – Павел Чухрай, из интервью Газете.ру

Есть в фильме одна смысло-образующая фраза, отец Лаймы литовец, сотрудничающий с немцами во время ВОВ, по его словам, много после событий ВОВ, оправдываясь перед Максом, говорит, что он не убивал детей и женщин, что не был в зондеркоманде, а только … «уголь подвозил». Работая угольщиком, он подвозил немцам уголь, как кто-то воду, а кто-то хлеб, и это звучит почти естественно. Если не знать, что советские оперативники разыскивают давно главаря литовских партизан по кличке «Угольщик», который направлял и организовывал сопротивление советской власти, если не знать, что с самого начала войны отец Лаймы перепродавал вещи убитых евреев, чему дети были свидетелями. И вот уже Макс, схваченный своими коллегами-операми, отказываясь работать на них, говорит своему бывшему начальнику внутренних войск Йонасу, который заставляет его подписать донос на своего бывшего начальника коменданта города Таратуту (Сергей Гармаш), что не может разделять их взгляды, не поддерживает их методы, а на замечание Йонаса, про необходимость искоренять врагов, которые лишили его семьи, замечает, что все здесь виноваты и невиновных нет, и они вот тоже, якобы, только «уголь подвозят», создавая между тем историю, порождая ненависть, плодя убийства. И вот это вот якобы неучастие, косвенное ли, по касательной ли, оно всегда есть в нашей жизни. Всем надо рано или поздно придется решать, подвозить ли уголь. Каждому.
Фильм рассказывает о событиях тех лет правдиво и в лоб, что, возможно намного больнее, через историю героев, которым зритель начинает сочувствовать и сопереживать. Но о художественных достоинствах фильма говорить сложнее, чем о его сценарной основе или актерских работах. Повзрослевших детей Макса и Лайму играют Риналь Мухамедов и Юлия Пересильд, и выходит отлично, мощно, порой на грани. Противоречивость героев условна, если помнить о том, что не бывает в реальности людей только плохих или только хороших, как не бывает даже у чудовищ проблесков человеколюбия: вот и отец Лаймы не смог отправить Макса-ребенка на верную смерть, а спас, вывез за город, спрятал, как мог. И Макс потом не смог его сдать, а только просит уйти в этот свой лес, а сдает в итоге соседка. В фильме какая-то нереальная концентрация событий и жути, и реальная в общем-то история, приобретает какой-то нереальный налет. Как, например, судьба коменданта Таратуты, в исполнении Сергея Гармаша. Он, как истинный советский офицер, и в огне не горит, войну прошел, и в воде не тонет – его доносами с поста сместили, но в Сибирь не сослали и на воле оставили, и литовские партизаны, хоть и пытались не единожды, так до него и не добрались. И вот уже старый вояка, надеется на возвращение Лаймы из лагерей, нянчит оставшуюся сиротой их с Максом дочь (это, возможно, уже после 1953-го, девочка подросла, время идет). А когда подступает невыносимая бренность бытия, вся эта жуткая жуть окружающей действительности, то выживший офицер кричит, стоя на берегу моря: «Эх, Родина-ты моя, суровая! Что ж ты такая у меня суровая?! Не пожалеешь, не простишь!» И тут, как-то плакать уже не хочется. Потому что в этом месте по-станиславскому ли, по кому другому-ли: «не верю!», и не актеру Гармашу, прекрасно исполнившему роль, а тому, кто в него вложил этот порыв, эти слова, и это развитие событий. Хотя, … по радио меж тем, Лайма до ареста успела услышать, сообщают о переменившемся ветре, и вместо разоблачения тысяч литовских семей, сосланных в Сибирь, уже разоблачают евреев-врачей, а следом и заговор какой военных чинов раскроют. И детский дом пополнится еще одной искалеченной судьбой.

«Но моя задача в фильме попытаться понять механизм предательства, степень компромисса, на которую способен пойти человек в трудных для себя обстоятельствах. Степень компромисса со своей совестью – это то, что меня всегда интересовало в искусстве. Не всегда простить, но постараться понять другого человека, это значит понять и себя самого. Такую возможность я бы хотел предоставить зрителю. Ведь, пока мы не поймем «правду» другого человека или хотя бы его страхи и сомнения – мы не сможем наладить жизнь во круг себя. А в самом широком смысле – общество не сможет выйти из тех тупиков, в которые сегодня загнан наш мир. Пути нет другого! Мы не справимся ни с терроризмом, ни с чем иным, если не найдем понимания. Хочу уточнить: понимания не с террористами, а с теми огромными культурными пространствами, которые питают этот терроризм. То недовольство, комплексы, неустройство, которые там есть, порождают экстремизм, насилие. Если этот вопрос не будет решен, то цивилизация погибнет под ударами фанатиков и мракобесов» – из интервью Павла Чухрая «Российской газете».
Вокруг на показе многие рыдали. И члены жюри, и мой спутник, и хорошо, что не сразу в зале дали свет, а выходили все в ночь. И фильм определенно стоит смотреть. Стоит объяснять детям, что к чему, хотя он и 16+, позже значит, объяснять, чтобы понимали они, почему нас не благодарят многие страны за спасение от Гитлера, почему бояться, не любят, и чтобы не повторялась история, надо сначала осознать, потом покаяться.
«Мне бы очень не хотелось, чтобы мы в своей стране снова закрылись «железным занавесом» и продолжали убеждать себя, что мы самые хорошие, самые мирные и самые справедливые, просто нас никто не любит и все используют. Так не бывает, и нельзя поддаваться такому соблазну, это пагубный, бесперспективный путь», – режиссер Павел Чухрай.

© Проникала в холод Анастасия Вильчи