index-art

Из талантливого сценариста и удачного – с «мистической комедией» «Московские сумерки» – режиссера (премьера тоже случилась в Выборге, кстати) Алена Званцова с «Норвегом» переходит в категорию настоящих, значительных мастеров кино. Тому, конечно, способствует и звездный кастинг проекта, но в первую очередь все-таки сценарий и режиссура.

Двадцать пять, а не двадцать, как им кажется самим, лет назад Марьянов и Миронов играли юных приятелей, и один – Марьянов, учил другого, Миронова, как правильно общаться с девушками. В сущности, двадцать пять лет спустя Марьянов учит Миронова в новом фильме Званцовой примерно тому же, с той разницей, что одна «девушка» – из Норвегии (Янушаускайте), другая – из Москвы (Раппопорт), а остальные – из неопознанной Азии, предположительно Киргизии, и с разными девушками «общаться» надо по-разному. Православный мент решительно протестует против переезда Жени в Норвегию, хотя до того, как столкнулся с ним в связи с бизнесом беглого Митяя, знать Евгения не знал, а узнав, успел влепить по морде за «глумление над православными святынями» (Жене показалось забавным признание Сергея, что у того в спальне висит икона Живоначальной Троицы – Сергей объяснил Жене популярно, что ничего смешного тут нет). Вообще каждый образ получился ярким, эффектным, запоминающимся: от следователя, проводящего дознание по факту ДТП с участием Жени (увозя вызволенную из секс-рабства азиатку от погони ее соплеменников-мафиози, герой налетает на кабинку биотуалета и вся жижа выливается ему на кузов и лобовое стекло) – дознаватель оказывается тоже дипломированным физиком и вместе с Женей они без труда приходят к выводу, что общемировые физические законы в России не действуют, и в этой сценке блестящий дуэт с Евгением Мироновым составляет Игорь Гордин, исполнявший главную роль в предыдущей картине Званцовой «Московские сумерки»; и до колоритнейшей мамы Анны – стриженая, седая и в огромных очках героиня Розы Хайруллиной, одна из самых ярких, пусть и в паре эпизодов, ее актерских работ в кино. Нашлось место в том числе и Александру Новину – в небольшой роли администратора заведения, где одна из азиаток разбила унитаз, запустив мобильником в клиента, бросившего в нее вантузом.

Что в «Норвеге» принципиально важно – фильм Алены Званцовой, в отличие от европейских попсовых комедий и артхаусных драм на тему нелегальной миграции, представляет не две, а сразу три стороны заданного конфликта. Проще всего с азиатками-нелегалками – про них мало что можно узнать из фильма кроме того, что многие из них помешаны на мобильниках, селфи и инстаграмме, довольно изворотливы при внешней беззащитности (жизнь заставляет) и порой симпатичны, хотя чаще уродливы. Чуть сложнее с европейцами в лице норвежской дамочки и ее сына – хотя они немногим менее эксцентричны по московским меркам, чем киргизки-уборщицы. Норвежская славистка Брунхильд думают, что русские – это персонажи Достоевского, и удивляется, столкнувшись с иными реалиями; сама она легко говорит о бывших мужьях, о гомосексуальности (чем наводит ужас на православного мента и его жену, рожающую как крольчиха), и вообще, комментируя любимую песенку младшего сына про форму фекалий разных животных, считает – между прочим, весьма резонно – что ненормально убивать и эксплуатировать, а какать и пукать – нормально, и петь об этом, вероятно, тоже (Алена Званцова рассказала, что текст песни она сочинила сама, на норвежский ее перевели задним числом, и я думаю, если фильм раскрутить, песенка может стать хитом среди рингтонов). Сложнее всего с москвичами – бывшие супруги Женя и Анна тоже любят попеть дурацкие шутливые песенки, если не про фекалии, то про физиков (из репертуара группы «Ундервуд», например), но вот с отказом от насилия и эксплуатации уже возникают проблемы даже у турагентов-физиков, не говоря уже про лириков-ментов и в особенности православных.

Короче, у всех проблемы, все хотят изменить жизнь, но по-своему, на разный лад: норвежская дама мечтает снова выйти замуж, чтоб было с кем сидеть у чудного водоема на шезлонге и выходить из экологичного дома босиком на мокрую траву; азиатки-гастарбайтеры – подзаработать денег и уцелеть; ну а русские и остальные москвичи сами не знают, чего хотят – это касается не только «сложных» героев Миронова и Раппопорт, но и, казалось бы, «простого» персонажа Марьянова, и даже совсем примитивного мерзавца, сыгранного Коваленко (когда Женя, отказавшись ехать в Норвегию, предлагает «крутому» Олегу огромные деньги от проданной машины, чтоб выкупить азиатку из рабства, тот от денег отказывается и врет, что девицы давно нет в Москве – хотя что ему стоит забрать деньги и обмануть, или даже не обманывать, а просто заполучить какую-нибудь еще азиатку, мало ли их прячется по Москве).

В общем, если формулировать основную проблему «Норвега», то прежде всего стоит отметить непреодолимые противоречия в представленном конфликтом «треугольнике» – не только культурные, но чуть ли не биологические. Правда, серьезность и глубина постановки вопроса не отменяет «жанровости» в способах их художественного решения, наоборот, «жанр» становится дополнительным ключом к постижению антропологических особенностей персонажей. К сожалению, не всегда можно было из-за технических проблем и смеха публики расслышать отдельные реплики – а качество диалогов такого, что половина должна разойтись в пословицах и афоризмах, для меня самые шлягерные из них – «меня в библиотеке убивают» (Женя попросил, чтоб не отпугивать Брунхильд, своих подопечных, когда они ему звонят, называть стриптиз-клуб «библиотекой»), и на втором месте – «у нас везде пушкинские места». Помимо чисто бытовых, точно и остроумно осмысленных моментов, «Норвег» полон – но не переполнен, по счастью – и «культурологическиеми аллюзиями» разного сорта, от упомянутого Достоевского до киноцитат вроде – «свободные женщины востока», задающих целый лейтмотив: за кадром звучит мелодическая тема «ваше благородие» Исаака Шварца из «Белого солнца пустыни», а на финальных титрах возникает «посвящение товарищу Сухову», хотя продвинутые товарищи, помимо Сухова, усмотрели в персонаже Миронова еще и реинкарнацию гайдаевского Шурика. Плюс отдельные внутрицеховые, едва ли понятные нефестивальной публике «приколы», но в рамках фестивального показа придающие картине особое обаяние.

Тем не менее уморительно смешное кино предсказуемо, особенно после практически запрограммированного демарша героя и отказа (уже сидя в аэропорту, со всеми готовыми документами) ехать с невестой в Норвегию, движется к развязке с летальным исходом, и Женя «Шурик» Сухов, оставшийся, чтоб опекать несчастных азиаток, попадает под горячую руку с холодным оружием озверелой русской гопоты. Судьба «правозащитника», равно профессионального и «стихийного», в России во всякое время известно – ножом под ребра, в данном случае это даже не метафора. Не выпадая из жанра, но и не страдая «идиотской болезнью благодушия», Званцова позволяет персонажу Миронова в последний раз дотянуться до кармана, достать мобильник Митяя, набрать «свободным женщинам востока» и прошептать немеющими губами «не ссы, прорвемся». Далее машина удаляется к горизонту, и Званцова, не «убивая» героя в кадре, предлагает каждому решать для себя, что сталось с успевшим полюбиться им Шуриком-Суховым, исходя не столько из контекста картины, сколько из собственных убеждений и воззрений. Я точно знаю, что он умер, не доехав до больницы. Но создатели фильма, не говоря уже о публике, могут думать иначе или, по крайней мере, оставляют за собой право надеяться на альтернативный неизбежному исход. Поэтому когда Званцова уточнила, что как бы ей ни хотелось, но шансов доехать живым до реанимации у героя нет, я для себя окончательно решил вопрос о своем отношении к «Норвегу»: при всех прочих возможных несовпадениях по деталям, что касается главного, я с режиссером картины мыслю в одном направлении.

© Вячеслав Шадронов