index-art

Первый солист балета Большого театра по статусу должен работать в «четверках», в «двойках», но Павел Дмитриченко из спектакля в спектакль танцует заглавные партии. Несколько лет назад Юрий Григорович увидел в нем Спартака из своего одноименного знаменитого балета. Теперь тот же Григорович вывел его на сцену в образе Ивана Грозного. Премьера восстановленного после длительного перерыва спектакля 8 ноября совпала с 100-м представлением «Ивана Грозного» с момента его постановки в 1975 году. Павел Дмитриченко – Иван Грозный в первом (из четырех подготовленных) составов исполнителей.

— Несколько лет назад ты говорил, что мечтаешь о партии Грозного, но тогда в связи с проблемой авторских прав на музыку Прокофьева мечта казалась утопической или, во всяком случае, очень далекой от реальности. А как она у тебя вообще возникла? Ты видел прежние версии «Ивана Грозного»?
— Около пяти лет назад, когда я начал работать над Спартаком, мой педагог Василий Ворохопко рассказал, что был у Григоровича такой балет, «Иван Грозный», на музыку Прокофьева. Поначалу я только с его слов и узнал о спектакле, о том, что роль, как считал педагог, мне подходит. Потом Василий Степанович принес запись с Иреком Мухаммедовым в заглавной партии, я посмотрел, обалдел и «загорелся», ведь на сцене Большого театра я спектакль видеть не мог, он шел только до 1990 года, а я в том году только в училище поступил.

— А в какой момент, как скоро ты узнал, что будешь танцевать Грозного?
— Долгое время наследники Прокофьева не давали разрешения на использование его музыки. Но в театре вдруг пошли слухи, что ведутся переговоры по авторским правам, что, возможно, возобновление спектакля состоится. И когда театр разрешение получил, мне педагог сказал: готовься. Партию я репетировал с еще одним замечательным человеком и педагогом Александром Николаевичем Ветровым, который в свое время тоже танцевал Ивана и показал мне много важных деталей. И лично Григорович занимался в зале со мной.

— Я вот что заметил: знаю тебя по жизни как человека необыкновенно доброжелательного, а в спектаклях Григоровича тебе постоянно достаются партии демонических злодеев: Злой Гений в «Лебедином озере», Абдурахман в «Раймонде», Тибальд в «Ромео и Джульетте», теперь вот Иван Грозный, и даже в «Спартаке», насколько я помню, ты собирался танцевать Красса, а не Спартака. Почему тебя видят только в «злодейском» амплуа?
— У Григоровича в спектаклях самые сильные, интересные партии – именно такого плана, и технически, и эмоционально. А мне как артисту интереснее браться за то, что сложнее. Принц какой-нибудь на протяжении всего спектакля держит осанку и улыбку, в таких партиях меньше красок, меньше возможностей выразить себя. А в партиях, подобных Тибальду, больше актерских нюансов, не говоря уже об Иване Грозном.

— Кстати, для партии Грозного ты ведь настоящую бороду отпустил. А вообще, помимо чисто технической работы, освоения хореографического текста, ты как-то «погружался» в своего персонажа, в его эпоху? Помню, на «Спартака» тебя отчасти вдохновлял телесериал «Рим» – а на «Ивана Грозного»? Карамзина читал?
— Что касается Карамзина, скажу честно – мне его понимание Грозного не кажется объективным, оно продиктовано интересами династии Романовых и основывается на письмах Курбского, который вряд ли может быть судьей Грозному, и на других не всегда достоверных свидетельствах. Я пользовался информацией из более современных источников. Да, сложилось общее мнение, что Грозный – кровожадный тиран, оно во многом пошло именно от Карамзина. А взять хотя бы такой факт: за время правления Грозного территория России увеличилась почти в два раза. Правитель, царь, тем более такой огромной страны, не может быть слабым, иначе он не удержит ни власть, ни страну, не будет пользоваться авторитетом.

— Смотри как интересно: в период, когда Прокофьев создавал музыку к фильму Эйзенштейна «Иван Грозный», образ Ивана воспринимался в положительном ключе, поскольку Грозный ассоциировался напрямую со Сталиным. В середине 1970-х, когда сочинял свой балет Юрий Григорович, все было уже не так однозначно. А сегодня, получается, ты выдишь Грозного как спасителя России? И кстати, Юрий Николаевич что-то общее имеет с героем своего балета?
— Я вижу в Грозном прежде всего крупную личность своего времени. Конечно, в этой личности было много разного, и в разные периоды жизни царь Иван был разным. Он ведь стал великим князем в три года, в семнадцать – первым русским царем, это непростой характер. Что касается Юрия Николаевича и его «тиранства» – надо понимать, что даже если Григорович на кого-то кричит во время репетиций, то не потому, что он такой злой, что он таким образом хочет извлечь из артиста то, что видит в нем, такое, чего, может, и сам артист не подозревает. Когда Григорович на тебя кричит – это счастье, значит, он тебя замечает. Гораздо хуже, когда он тебя не видит, ты ему безразличен. Это не «тирания», это гениальность. А к «Ивану Грозному» у Григоровича особое отношение, в процессе общения и работы с ним мне показалось, что именно «Иван Грозный» как никакой другой его балет – любимое детище мастера, он и называет его: «Мой «Иван».

— А у меня другое ощущение от образа Грозного в балете Григоровича, и особенн от финала спектакля, где мы видим Ивана, запутавшегося в веревках колоколов, точно муха в паутине. И для самого героя, и для страны, которой он руководит, это довольно страшное пророчество.
— Страх, как мне кажется, связан с силой личности. Но все-таки обрати внимание на последний монолог Ивана, посох в его руках – символ власти, и эта власть давит на него, душит в нем человека, он раздумывает, не отказаться ли от нее, и все-таки принимает эту ношу, потому что не видит другого человека, который мог бы стать во главе России в тот момент.

— Есть поговорка: прежде чем пожелать чего-то, подумай, а вдруг сбудется. Ты очень хотел танцевать Грозного, мечта осуществилась – нет ли у тебя ощущения тупика, чувства успокоения?
— Ну я вообще считаю, что если чего-то очень хочешь, то добьешься обязательно. Теперь, после Грозного, я хочу попробовать партию Красса. Примеров, чтобы один и тот же исполнитель после Спартака еще и Красса танцевал, кажется, не бывало. Собирался Александр Годунов, но не успел, уехал в Америку. Мне по жизни везет в каком смысле – я когда пришел в Большой театр, то очень жалел, что Григорович больше не работает. От старших я слышал, какая при нем была рабочая обстановка. Я воспитывался на этих историях о Григоровиче, ставших почти легендами. В мое же время в театре постоянно менялись художественные руководители, каждый приносил какие-то новшества, часто с оглядкой на европейский опыт, новшества плохо приживались, балет Большого театра многое терял. И теперь мы работаем с Юрием Николаевичем, пусть он и не в прежней должности, но его авторитет от этого не меркнет ни среди артистов, ни для приходящей в театр публики. Возвращаются на сцену один за другим его спектакли. А как он сам в зале показывает того же Грозного – ему немало лет, но никакому молодому это не под силу. С Григоровичем в балет Большого театра вернулись, кажется, времена, когда коллектив чувствовал себя одной семьей, и не только в творческой работе. Все участники премьерного спектакля «Ивана Грозного», от кордебалета до ведущих солистов, единогласно приняли решение передать свои гонорары в помощь коллеге, артисту балета Виктору Алехину, который сейчас остро нуждается в средствах на лечение от тяжелой болезни. Я также обращаюсь с просьбой и к поклонникам театра, любителям балета, присоединиться к этой важной акции.

© Вячеслав ШАДРОНОВ