index-art

Революция на фоне любви.

Симфония для Аны / Sinfonía para Ana, Реж. Эрнесто Ардито, Вирна Молина (ММКФ)
Молодой Годар / Le redoutable. Реж. Мишель Хазанавичус (ММКФ)

Наверное, это в воздухе. Марши студентов, революционные настроения, несогласные и выходящие на улицы протестовать. Иначе, чем объяснить, что посмотрев десять фильмов на фестивале, в трех из них эти темы – центрально сюжетны? Студенты всегда и везде были опорой любого протестного движения, его пружиной, не случайно: молодым в первую очередь видна и противна фальш, беззаконие и они легче снимают лапшу с ушей, чем их родители и деды. Удивило же, что такие разные фильмы из разных программ, вдруг дополнили друг друга и встали в один ряд: первый, конкурсный, о студентке Ане из Аргентины, погибшей в итоге от рук, захвативших власть диктаторов. Второй о режиссере-реформаторе, который в момент творческого кризиса попал в эпицентр парижских волнений в 1968 году, закончившихся уступками де Голля. Оба фильма о любви на фоне революционных волнений. Или о революции на фоне любви. Что для вас важнее, пусть будет первым!

Время действия в двух этих фильмах, при всей их художественной разности (об этом ниже) настолько близкое, что герои сопротивления в Аргентине обсуждают события в Париже. И есть еще один момент: и там, и тут, в кинотеатре герои смотрят один и тот же фильм, «Страсти Жанны д’Арк», снятый режиссёром Карлом Дрейером в 1928 году, и там, и тут, символ свободы и революции, смелая лысая женщина рыдает, и сгорает, под ухмылки священника на втором плане. Потом ее имя впишут в историю, как и сотни имен погибших аргентинских студентов в 1976 году, останутся на стенах колледжа, как пропавшие без вести, хунта работала как шакалы, трупов никто не видел. Но сначала они должны были решиться, что-то сделать, пойти против, они должны были выбрать этот путь сопротивления, иногда догадываясь, что их ждет, иногда не принимая игру с властью всерьез.

Вот об этом, тягуче и не спешно рассказывает аргентинский конкурсный фильм «Симфония для Аны», вот уж где успеваешь между делом обдумать увиденное, пока камера фиксирует очередной пустующий коридор. Элитный колледж, аргентинская оттепель сменяется со смертью Перона наступлением реакции – к власти приходят правые военные. Ана, ее подруга детства Иса, оказываются в водовороте событий, примкнув к «перонистам», но время разрешало цвести любым цветам, и ее возлюбленный, такой же 15-летний парень, оказывается из лагеря «коммунистов». Любовь побеждает все? – скажите вы. И на этот раз ошибетесь. Давление товарищей по партии (хотя какие они партийцы, собирались, говорили, ну, листовки разбрасывали) на Ану растет, а с уходом организации в подполье, жизнь приобретает новые краски: и вот уже клички, пароли, и Ана-Чайка идет под ручку и целуется для маскировки с другим парнем. А под давлением, но честно говоря, как она сама подруге признается, из-за того, что не готова к сексуальным отношениям – со своим парнем расстается, рыдая в подушку. Не «Ромео и Джульетта», конечно, потому что родители подростков, включившихся в политическую жизнь страны вопреки воле и запретам родителей, пытающихся держать нейтралитет, не против их свиданий. Родители против опасности, которую они знают, чувствуют и предугадывают. Одна семья, потеряв старшего сына, в итоге спасается бегством в соседнюю страну, другая, Исы, подруги Аны, и вовсе уезжает на десять лет в Европу. Таким образом, подруга детства и любимый выживают, а оставшаяся в колледже Ана, скрывающая свои взгляды и воззрения, все-таки попадает по доносу ли, или не ясно как в лапы военных. Остается надеяться, что она успела принять капсулу с цианидом: лидер их подпольного кружка, чувствуя слежку и что он будет следующим, успевает дать Ане совет: когда поймешь, что за тобой идут, лучше проглоти его, это будет быстро и безболезненно, а иначе тебя ждут такие пытки, о которых лучше тебе не знать, и ты непременно кого-нибудь сдашь, все сдают. И только потом умрешь. Так как студенты пропадали без вести сотнями, цианид был не у всех. И момент когда пришли за Аной можно только домысливать, потому что весь фильм идет повествование от ее имени, Ана вспоминает, уже после расставания с подругой, весь их протестный путь и счастливые минуты детства, зная, что родители уничтожат все письма и документы, книги и что еще можно уничтожить в доме, Ана записывает свой рассказ на магнитофон. Когда бабина заканчивается, рассказ прерывается, и вернувшаяся десять лет спустя из эмиграции Иса, заканчивает своими воспоминаниями фильм, рассказав о встрече с главной любовью Аны, который ее имя выбил у себя на груди и «так и не женился».

Вопросы остаются, их не мало: чем студенты так испугали хунту, что надо было убивать детей, которые практически ничего не сделали? Или это с нашей колокольни разговоры и листовки – это ничего, а капля камень точит? Не были ли их жертвы напрасными? Могла ли просто любовь, и просто жизнь существовать под гнетом диктатуры или все заранее были обречены? И т.д.

Париж, 1967. Жан-Люк Годар, ведущий кино- режиссер своего поколения, снимает «Китаянку» со своей возлюбленной Анной Вяземски в главной роли. Они привлекательны, счастливы, влюблены и неразлучны. Но реакция на фильм общественности, резко отрицательная, ошеломляет Годара. Жан-Люк пребывает в творческом кризисе. А на улицах начинаются события мая 1968, и вот Годар уже среди марширующих, иногда с камерой на плече, чтобы творить документальную историю, снимать фильмы, снова и снова. Рядом с ним, любимая жена, муза, но что-то в его воззрениях, или способах их доносить до аудитории, кажется современным студентам не теми, не по-пути. Кризис достигает пика, рушится все вокруг.

«Молодому Годару» в своем списке я отдала первое место: не только из-за сюжета и появляющегося в кадре Бертолуччи (актера, конечно, не самого). Фильм о кино через рассказ о живом классике, как кто-то заметил «наглость», но это хорошо и красиво снятая наглость. Актриса, играющая жену Годара Анну Вяземски (Стейси Мартин), так и вовсе заставляет любоваться каждым поворотом головы и влюбляет в себя, напомнив о том, что в кино, по большому счету, актер должен быть центром всего, в данном случае и актер (Луи Гаррель) и актриса ими стали.

В фильме есть сарказм и юмор, французский юмор и сарказм, если вы понимаете, о чем я.

Крупные планы фантастической резкости и красоты, яркие пятна и детали, нюансы, продуманные и замороженные в кадрах. Актер, говорящий цитатами Годара, как и сам Годар, говорит: «Я – не Годар. Я – актер, который играет Годара, при этом не самый лучший актер». Или, рассуждая о необходимости наготы в кадре, оба главных героя спокойно дефилируют нагишом, опять цитируя Годара при этом. Историю своего брака Вяземски сравнивает, и это тоже перносится в картину, как цитата из радиоприемника, с прочностью атомной субмарины «Грозный»: что может быть прочней и надежней, и что одновременно может быть не надежней атомного реактора на борту? Посудина дала течь: ревность и творческий кризис гения, ветреность, красота и молодость Аны, без обиняков и обид, держащая долго за руку мужа, но отпустившая его в очередное плавание без себя. История это, как кто-то правильно заметил очень житейская, история о «прихотливости чувств» и неизбежности расставаний. Но и о любви. О полетах. О шагах в колоннах под знаменами свободы, о булыжниках, вывернутых из мостовых, о десятке разбитых оправ Годара, об отдалившихся из-за политических взглядов друзьях, о коллегах в Италии, и еще о многом другом. Так красиво, что хочется пересмотреть. А флером остается это французское неуловимое озорство, с играющим аккордеоном на заднем плане, с маленьким столиком в кафе на улице, с туфельками и шарфиками прекрасных парижанок, легкомысленных в своих поступках, шагах и любви.

© За волнениями следила Анастасия Вильчи