index-art

Когда в этом году за юбилейную «Пристань» вручали гран-при «Гвоздя сезона», Римас Туминас сказал, что-то вроде: «Всё. Я — ваш!», в том смысле, что наконец-то его признали в Москве, в России «своим», а то эти вечные экивоки на прибалтийскую далёкость от драматических коллизий московитов, да возгласы, почему опять ставленник «оттуда». Но всё не так, или не совсем так. И вот уже один за другим режиссеры, снискавшие в столице если не успех, то признание, кем-то восторженно поддерживаемое, а кем-то принимаемое за PR, и как бы вытекающее из скандальных «все вокруг говорят», едут ставить в Европу, и в Прибалтику в том числе. А Туминас… Он не устаёт поражать. По-прежнему здесь. Среди арбатских заснеженных фонарей. И сложившихся традиций.

Его взгляд на русскую драматургию и литературу не чужой. Он показывает нам нас, но с того ракурса, с которого не всем себя видно. Ведь, что такое человек? Возьмем для простоты примера одного. На треть — он то, что думает и знает о себе сам. На четверть — то, что о нем думают и знают другие. И на оставшуюся часть — он то, о чем никто не ведает. И все эти куски на диаграмме где-то непременно пересекаются. Вот так и выходит, что когда Туминас ставит, например, «Горе от ума» (примеч. Т-р «Современник»), то кому-то близко, кто-то возмущен (ну нет! мы ж не такие! Печки-лавочки!), а кто-то в восторге: узнал себя/соседа. И узнав, не побоялся улыбнуться, посмеяться, взглянуть с иронией, а иногда и с укором. Когда смотришь режиссерские работы Туминаса, то чувствуешь, что для него актеры — дети, любимые дети. И его особый взгляд, вполне узнаваемый стиль, если вы посмотрите «Дядю Ваню», «Маскарад», «Ветер шумит в тополях»… , ни с кем не спутать. И вот – юбилейная «Пристань».

Она требовала и особого подхода, ведь 90 лет не шутка! И зашкаливающей ответственности — и ладно там, потом, зрители, здесь и сейчас вахтанговцы и театральный цех. Но, результат, как говорится, на фронтоне театра — кроме гран-при, премии «Звезда театрала», премий МК и сезона Станиславского, сарафанного радио и проданных на несколько месяцев вперед билетов — спектакль, встал в нишу событийных премьер, как тяжелый гранитный постамент, если и не на века, то основательно, заняв достойное первых строчек место в репертуаре.

Мистерия. Грандиозность и пафосность в норме, если знаешь на что ты пришел. Если не знаешь, состав выходящих на сцену актеров поднимет твой градус восприятия выше, а занавес-парус в финале унесет в облака.

В сценографии ничего похожего на пристань. Пристань, как аллегория, как юбилейная гавань, к которой швартуется корабль-театр. И в этом контексте, если на борту корабля слегка изменен состав команды, но капитан на мостике, то пассажиры все равно приплывут к нужному берегу. Созданный из кусочков-отрывков, иногда даже не просто логически, но и сюжетно законченных, спектакль может какие-то из них потерять. Это, как точно озвучил перед началом нашего действа один из актеров труппы, потому, что все мы — живые люди. Давление, болезнь, гастроли или съемки — все может случиться. И в день моего просмотра, увы, не было двух отрывков. Что, в общем, повод прийти еще раз.

На сцене скорее католический собор. Уходящие ввысь колоннады. Холодный отблеск каменных стен. Минималистичные скамьи для прихожан. Нет, прихожаны сегодня мы — зрители. А перед нами действительно месса. Мессы ведь разные бывают. Заупокой. И во здравие. Эта – торжественная. В память всех, и тех, кто был на этой сцене, и тех, кто ныне. И одновременно, для тех, молодых, кто еще придет.

Сначала органичный в этих стенах, под пристальным взглядом всевидящей церкви, Вячеслав Шалевич, он же Галилей, отрекаясь, остается самим собой. Затем, одним взмахом опустили люстру, подул ветер со снегом, сменился век и вот уже Василий Лановой читает Пушкина. Опять характерная для режиссуры Туминаса точность деталей, концентрация на какой-то одной, центральной, как вокруг оси, вокруг нее строятся слова и действия. Печка в «Горе от ума», или постамент в «Маскараде», в «Пристани» – люстра: она меняет эпоху. Колонна говорит о веках более давних. А к этому сценографическому постоянству добавляется какой-то штрих. Как будто взмахом пера взлетает Пушкин на руки толпы, продолжая читать… А следующая за ним миллионерша Клара Цаханассьян вершит судьбы родного городка с высоты «палантина из Лувра». Миллионы обещает за жизнь предавшего ее в юности любовника Юлия Борисова. В роли жителей Гюллена — актеры из труппы театра всех возрастов, а «Визит дамы» Дюрренматта, безусловно находка для юбилея, и, что примечательно, она в сильно сокращенном виде, но сыграна вся, как и «Филумена Мартурано» Эдуардо де Филиппо, где блистают уже Ирина Купченко и Евгений Князев. Но если в «Визите» основа — трагедия жизни и смысл напора Юлии Борисовой — «всем сестрам по серьгам», а разбавляет серьезность седьмой муж Клары (Василий Симонов) прекрасными танцевальными «па», то в «Филумене» – и Евгений Князев шаржирует ролью, и Ирина Купченко лишь тональностью голоса демонизирует свою героиню — заранее известно, что свадьбе быть, это комедия, это Италия, горячая кровь и всех троих, надо сказать прекрасных, детей — запишем в сыновья.
Итоги бывают разные. «Пристань» подводит, как бы перечисляя, все, что было-случалось, и драматические, и комедийные, и со счастливым свадебным финалом, и со всеми другими финалами, что случаются в жизни.
Отдельных оваций по-праву удостоился Грегори Соломон, в исполнении Владимира Этуша. Он проживает эту роль, не играя будто бы, а спокойно говоря нам, вот. Да. Так. Шутит, без улыбки. Иронизирует на тему евреев. И «Цена» Миллера — центр притяжения вечера, еще и смыслово. Здесь не раздают долги, не восстанавливают справедливость, здесь говорят о цене вещей, имея ввиду цену человеческой жизни, жизненный опыт, отношение к нему. И этим ценна «Цена» да и вся «Пристань» – точкой зрения. На опыт. Заслуги.
И даже, когда всё проиграно, или поставлено «на зеро», как в финальных «Игроках», где Людмила Максакова в художественных шароварах и шапке-бурке учит молодых, остаётся что-то к чему можно вернуться: недостроенная ли это церковь. Или только с виду холодные и каменные стены собора, к которым можно прислониться, когда закроется занавес. На самом деле — родные и теплые. Как и ощущения зрителей.

Когда в финале над зрительным залом взлетает занавес-парус, на котором один за другим появляются портреты великих основателей и актеров театра Вахтангова, то замечаешь, вдруг и очень знакомые лица: так недавно на парус добавили портрет Петра Наумовича Фоменко,он ставил в театре неоднократно. И уже завтра, быть может, парус пополнится еще одним фото: Юрий Васильевич Яковлев. Светлая память и низкий поклон.

© Анастасия Вильчи
(опубликовано на сайте театра Вахтангова)