index-art

«По ту сторону занавеса» режиссер А. Жолдак в Александринском театре

Адекватный и понятный сегодняшнему зрителю пересказ «Трех сестер», вот что старался предложить современный художник Андрий Жолдак зрителям. Год 4015. Но это не важно. Фантик в который режиссер заворачивает чеховских «Трех сестер» не отменяет Чехова, а лишь усиливает его размышления на вечные темы. Жизнь, страсть, любовь, выбор, смерть. Совсем недавно в Электротеатре другой столицы, ночью, три режиссера тоже размышляли на тему Чехова, давали три «Чайки». Они вылетали на сцену ночью, одна за другой, в рамках проекта «Театральная бессонница», что чуть усилило эффект мрачности, хоть и сыграли по-Чехову, комедийно. «Три сестры», хоть пьеса идет в обычное театральное вечернее время, Жолдак предсказуемо, для знакомых с его работами, превращает в триллер. Космическо-футуристический.

«По ту сторону занавеса» скрывает в себе не один смысл, и кто бы не изменил название с традиционного, очень точно передал суть: кроме того, что во-первых, зрители будут сидеть на сцене и смотреть действие по другую сторону занавеса, а зачехленные кресла будут служить фоном для волнующегося моря или леса, оживающих в видео-проекции. Во-вторых, весь спектакль — изнанка смыслов, то, что не видно, то, что скрыто в зачитанной до дыр пьесе за ремарками, недосказанными фразами, повисшими за столетие паузами. Мы увидим версию того, что находится по ту сторону занавеса, если отбросить театральность, и представить, что жили-были на свете три девочки. Потом умерли. Кто-то проник в их мозг, и, размешав все это, восстановил и показал нам: фобии и сны сестер, их реальность в будущем или будни в настоящем, их мысли и иллюзии, страхи и чаяния, воспоминания детства или что-то еще, созданное мозгом, в который целиком загрузили пьесу Антона Чехова «Три сестры». Процесс реинкарнации происходит несколько сотен лет вдали от земной цивилизации, на удаленной заброшенной станции, где-то в глубинах Вселенной. Таким образом «Москва» станет для героинь точкой-звездой в миллионах парсек, станцией, где обитают потомки землян. Конечно, недостижимой.

Первая часть — футуристическая часть, как бы сновидений режиссера. Ольга, Маша и Ирина не знают кто они, какого они пола, из обрывочных образов воссоздаются фантомы, а когда процесс загрузки завершается, мы, зрители можем наблюдать как развивается знакомая нам история с заданным вектором — выйти за пределы текста, пьесы, сознания, сущности…

Одно из первых воспоминаний сестер — воспоминание об отце. И тут зрителя ждут сюрпризы: как мозг трансформирует реальность или точнее, снимая налет молчания, и выпуская подсознание в искусственно сконструированный мир, что можем мы увидеть за обрывками этих воспоминаний? Есть ли доказательства инцеста в пьесе? В поступках Маши? В воспоминаниях сестер об отце? Одна из следующих сцен «Возникновение Вершинина» – именно «возникновение», потому что на космическую станцию можно лишь прилететь, а иначе как? Да, правильно: можно возникнуть. Вершинин (Игорь Волков) возникает в одном из отсеков космолета, где в тесноте невесомости представляется сестрам. Он не молод, скорее стар, и он напоминает Маше отца. И, трубящие во все трубы фрейдистские мотивы заставляют ее влюбиться: в бегстве от одного насильника к прототипу другого, из детства. По спектаклю в этой трактовке впору писать курсовые медикам-психотерапевтам. Но тем интереснее, что дальше?

Второй акт Андрий сам характеризует, как «резкий». Центром этой резкости или конфликта становится глубинно иное прочтение пьесы, а центральной темой — тема насилия. Отец и дочь, затем взаимоотношения Маши с мужем. Жолдак наделяет тихого учителя демоническим пороком, превращая его в домашнего тирана и насильника, или предлагает нам увидеть это за чеховскими ремарками: «Маша меня любит. Я люблю Машу», – монотонно и спокойно произносит Кулыгин (блестящая работа Виталия Коваленко), доставая из неизменного своего учительского чемоданчика … дрель. «Маша, пойдем домой!» Остальные члены семьи сначала лишь догадываясь, потом понимая, и, наконец, будучи уверены в этом злодействе, всячески жалея Машу, никак и ничем не могут ей помочь: куда деться с космической станции кроме как в открытый космос, пусть даже от маньяка-насильника? В «Москву»?

Насилие коснется и треугольника Ирина-Тузенбах-Соленый. У милой девочки Ирины на космической станции есть своя игрушка — робот. Нет, не угадали, это Соленый. Будто сошедший с обложки журнала (Владислав Шинкарев), этот красавец запрограммирован на обладание и любовь. У не красивого, в сравнении с соперником, Тузенбаха, молодого и безоглядно влюбленного мальчика (Иван Ефремов) были все шансы стать счастливым мужем, но бездушная машина, вмешавшись, уничтожает соперника.

Во второй части режиссер открывает перед актерами простор для игры, появляются, в отличие от первой, разлинованной и схематично прорисованной, смыслы, характеры, паузы. Видна титаническая работа по переосмыслению персонажей, сложная, местами уже стройная и красивая. Героические актерские работы сестер исполняют Елена Вожакина (Маша), Олеся Соколова (Ирина) и Елена Калинина (Ольга). У каждой из них в спектакле есть момент некоего эмоционального дискомфорта, в который подол платья вдруг вырастает в шлейф, и отдельного разговора заслуживает космическая сценография спектакля (соавтор режиссера здесь Даниэль Жолдак). Так, например, у дома, огромного, из одной комнаты с обоями в цветочек, своя сольная партия: мощная и страшная.

А финал пусть останется загадкой. Вопрос о возможности выхода за пределы сознания, о возможности что-то изменить в заранее загруженной в тебя кем-то жизненной схемой, он ведь вечный вопрос. Как любовь. Как море. Как космос.

© По ту сторону побывала Анастасия Вильчи