index-art

«Звуки тишины»

Может показаться, что у театра Херманиса нет единого стиля – одни постановки выполнены в духе европейского минимализма и представляют собой относительно статичные монологи или диалоги на фоне фотоинсталляций, другие, наоборот, избыточны по оформлению и пластике. В одних основную и едва ли не единственную значимую роль играет текст, в других текста нет вовсе – на самом деле через это разнообразие просматривается и узнаваемый режиссерский почерк, и даже определенный круг сквозных тем, мотивов, образов.

«Вечеринка на кладбище» формально – образчик херманисовского «минимализма»: группа актеров, сидя в ряд на стульях, наперебой делятся воспоминаниями, связанными одной темой, а именно – «кладбищенским праздником», латышской традицией устраивать в определенный день что-то вроде народного гулянья на кладбище, как дань единения с ушедшими в мир иной предками. Исполнители, помимо того, что рассказывают, еще и играют на духовых инструментах (мелодии от 7-й симфонии Бетховена до «Yesterday»), составляя таким образом стилизованный похоронный оркестр. Таким образом по внешним признакам «Вечеринка на кладбище» (один из актеров предуведомляет русскоязычных зрителей о «потерях при переводе» – на самом деле речь идет все-таки не совсем о «вечеринке») встает в один ряд с такими спектаклями Нового Рижского, как «Латвийские истории» и «Латышская любовь». И вместе с тем тематически постановка развивает, да пожалуй что и завершает другую линию в творчестве Херманиса, обозначенную «Звуками тишины» и, насколько я могу судить по чужим отзывам, «Долгой жизни» (этого спектакля, говорят, едва ли не лучшей работы Херманиса, я, к сожалению, не видел).

Судьба обычного, рядового человека в контексте «большой» истории, на фоне ее стабильных и переломных периодов, в латышском варианте осложненная оккупацией и последующей нелегко дающейся независимостью (хотя бы номинальной – фактическая оккупация Латвии русскими продолжается, политическое давление усиливается, экономическая зависимость углубляется) с ее противоречивыми побочными эффектами – главное, что интересует Херманиса независимо от того, какую форму для спектакля он выбирает. Выходит Херманис и за рамки узкого этно-культурного контекста, в финале проводя параллели между латышской традицией кладбищенского праздника и аналогичной мексиканской, идущей аж с доколумбовых времен. Но в первую очередь его волнует все-таки национальные особенности, то, как через конкретный ритуал, не углубляясь слишком в его языческие корни, раскрываются особенности латышского характера – латышской любви и латвийской истории.

В т.н. «русское время» праздник пытались запретить как религиозный, потом пробовали сделать его более светским и чуть ли не «советским», многие моменты из рассказов персонажей (а авторы текстов – сам Херманис и его артисты, то есть это фактически еще и «вербатим», и даже «авто-вербатим») откровенно анекдотичны, но действо при внешней статике и однообразии не превращается в набор анекдотов на фоне сменяющихся на экране слайдов – оно продумано, драматургически выстроено, рассказы перебиваются короткими музыкальными фрагментами, некоторые по возможности иллюстрируются пластическими этюдами (например, один из актеров очень смешно фантазирует на тему, как в Судный день из гроба будут подниматься католики, у которых крест ставится в голове, и протестанты, опираясь на крест в ногах), и в целом представляет собой замечательный образец настоящего, а не поддельного современного европейского театра.

Автор: © Вячеслав Шадронов